Все прошли еще несколько шагов. Неподалеку от убитого Смолин остановился и сказал Груздю:
— Это ваша дорожка, верно? Здесь вы остановились: оттиски каблуков стали глубже, а носки сапог почти не видны. А по следам Курчатова видно: он шел. Выходит, сказали неправду: Курчатов не останавливался и не собирался стрелять. А вы спустили курок…
— Я совсем не помню подробностей.
— Да нет, причем же подробности? Я о другом. Курчатов был ближе к дичи, раньше должен был увидеть ее и раньше стрелять. Но он продолжал идти, а вы ударили из правого ствола.
— И вот еще что, — вмешался в разговор Гайда, — Курчатов не спешил вовсе, как вы нам сказали. Нет, не спешил, — по следам видно.
Груздь с опаской, кажется, посмотрел на отпечатки своих сапог и умоляюще взглянул на Смолина.
Капитан правильно понял этот взгляд и кивнул головой:
— Пожалуйста, я могу объяснить. У людей среднего роста — шаг обычно сантиметров семьдесят. Чем быстрей идешь — тем шире шаг. От опушки до этого места Курчатов шел совершенно спокойно. Вы можете сами убедиться в этом, смерив расстояние между следами. Что ж получается? Охотник, увидев дичь, так идти не будет. Он то заспешит, то тихо пойдет, то остановится. Значит, Курчатов не видел дичи.
— Он был очень спокойный охотник, — расстроенно проговорил Груздь.
— Вы поминали: охотитесь с детства. Собрались вы на косачей и уток. Зачем же взяли патроны с дробью пять нолей? Такой дробью стреляют коз, журавлей, дроф.
— Могли встретиться гуси, лисица. На всякий случай и взял.
— Допустим. Но вы увидели бекасов еще на опушке. Перезарядить ружье — секунда. У вас же были патроны с десятой дробью. Этой мелочью и бьют бекасов.
— Верно, мог. Заволновался и забыл.
Понятые с настороженным любопытством бросали взгляды на следователей, косились на счетовода: «Раззолочен да подмочен, вроде».
— Я думаю, — помолчав, сказал Груздь, — что выстрелил раньше времени. У меня старое ружье, может, ослабли спуски.
— Нет, — не согласился Смолин, доставая из кармана бумажку. — Специалист осмотрел ружье, измерил силу напряжения спусковых крючков. У вашего ружья очень тугие спуски: у правого ствола — десять фунтов, у левого — семь с половиной. Это — вдвое больше, чем следует. Какой уж тут случайный выстрел!
Подошли к покойному. Смолин спросил:
— В городе вы сказали, что почти сразу после выстрела поехали к нам. Это — неправда. Зачем вы обыскивали тело?
— Не было этого.
— Обыскивали. Возле тела шесть окурков. Это ваши. Вы прижигали папиросы одну за другой, на песке только одна обгоревшая спичка. Даже при таком темпе курения на это ушло бы полчаса. У ног покойного, на песке — глубокий вдавленный след. Вы опускались на колени. Искали что-нибудь в карманах убитого?
Груздь ответил безучастно:
— Это не мои окурки.
— Ваши. Вы только что бросили еще один окурок. У него и у этих — одни отпечатки: вы при курении жуете мундштук.
Счетовод, не слушая капитана, сказал:
— Отпечаток в песке — мой, не отказываюсь. Я хотел узнать, жив ли еще Семен Петрович.
Гайда как-то неловко улыбнулся, всем своим видом показывая, что ему стыдно слушать, когда люди вот так говорят неправду.
— Как же так? Вдавленность эта у ног покойного. А вы должны были, наверное, опуститься у головы или у груди товарища…
Груздь долго и сосредоточенно рассматривал носки своих ботинок, потом разжег папиросу и, не куря, швырнул ее в траву.
— Так как же все-таки? — настаивал Смолин.
— Я все сказал. Нечего из меня жилы тянуть.
— Как вам угодно.
Солнце уже схоронилось за лесом, когда понятые, подписав протокол, неохотно согласились подождать у озера больничную машину.
Следователи и счетовод уехали в город.
Утром Смолин отправился на квартиру покойного. На другой машине с ордером на обыск квартиры Груздя уехал Анчугов.
Небольшая холостяцкая комната Курчатова была на замке. Смолин опросил соседок и у одной из женщин, после долгих объяснений, взял плоский английский ключ покойного.
Пригласив понятых, капитан занялся обыском. В небольшой комнате, уже успевшей покрыться тонким слоем пыли, почти не было мебели. Смолин в течение двух часов пересмотрел каждый листок, каждую рубашку в чемодане, посуду, простукал полы и стены.
Почти ничего нужного, интересного Смолин не нашел. Единственное, что обратило на себя внимание сыщика, была записка на большом листе бумаги, без подписи и без даты. Смолин внимательно прочитал ее. Там было всего несколько слов: