Начальник научно-технического отдела управления майор Сергей Лукич Кичига окончательно вогнал в краску несчастного «короля сыщиков». Майор явился в кабинет Крестова, выслушал его, пообещал связаться с экспертами-биологами и унес с собой фуражку и топор. Потом сообщил:
— На фуражке и топоре — кровь животного.
— Придется еще раз съездить, — промолвил Крестов. — На этот раз со следователем прокуратуры. Сразу он не смог поехать с тобой.
Побарабанив пальцами по столу, полковник спросил:
— Ты не по римской формуле работал, «король»?
— По ней.
— Старая и испытанная формула, — усмехнулся Крестов. — Но для нас мало подходит. В нашей формуле девять вопросов, на два больше, чем у римлян. Это четвертый и девятый вопросы: против кого и почему?
Одна из возможных догадок — симуляция убийства. Ты обязан был найти ответ на вопрос — против кого преступление? Против Самсонова или против казны?
Окажись, что Самсонов убит не Горбанем или не убит вообще, и все твои построения рухнут. Они развалятся потому, что ты не сумел провести всестороннего сыска, не выдвинул все догадки, принял за истину одну, показавшуюся тебе верной. И повел следствие вбок, предвзято, ложно.
Я взглянул на полковника и не увидел в его лице ни тени сочувствия.
— Ты взял древнюю формулу, но и по ней получил ответы кое-как. Послушать тебя, — соседство с местом преступления и долги — веский повод для убийства. Опыт говорит другое: преступник чаще всего расправляется с жертвой вдали от своего дома.
Помолчав, Крестов спросил:
— Сколько ты работал по этому делу?
— Вы знаете не хуже меня: сутки.
— Сутки! Иное дело требует многих недель работы. Не всегда полезно торопиться, Смолин.
Полковник внимательно посмотрел на сыщика, провалившего первое свое дело, и неожиданно улыбнулся:
— И обезьяна падает с дерева. Не кисни!
Грустный вид был у «короля сыска», когда он снова ехал в село со следователем прокуратуры.
Несколько дней мы потратили на работу в селе и в совхозе. Следователь облазил берег реки, щелкал фотоаппаратом, что-то записывал в тетрадь. Он составил план места происшествия и исписал целую кучу бумаги, будто преступник только того и ждал, чтоб прийти к нам с повинной.
В совхозе, где работал Самсонов, нам пришлось много говорить с людьми, провести ревизию магазина.
Мы совсем почти покончили с этим, когда один шофер, вернувшийся из рейса, сообщил, что видел Самсонова на станции. «Убитый» садился в поезд.
Через месяц капитан Бахметьев задержал жулика.
Самсонов не стал отпираться. С грубоватой прямотой вора он сообщил, что любит выпить и повеселиться. Своих денег у него — кот наплакал. Поэтому решил «занять» их у государства. Брал в магазине товары и сбывал через друзей на рынке.
Как-то ему позвонили из района: жди ревизию. Он, Самсонов, ждать не хотел. Взяв из кассы все деньги, он отправился в путь. Заранее узнал у Горбаня, где стоит его лодка, приехал туда на заре. Поцарапав ножом шею лошади, он измазал ее кровью фуражку и бросил на землю. Потом отрезал от седла сумку с деньгами, протащил ее по траве, чтоб оставить след, сбросил несколько крупных камней в воду и поехал по реке.
Вскоре я снова оказался на той же станции. На этот раз не было ни машины, ни встречающих. Дойдя до колхоза, постучался к Горбаню.
— Как живешь-можешь, отец?
— Ничего, твоими молитвами…
Помолчали.
— Ты не сердись, Карп Федорович, — сказал старику «король сыска», — древние римляне, понимаешь ли, подвели. С формулой со своею…
А что еще я мог сказать?
ПЯТНО НА СОВЕСТИ
— Итак, вы утверждаете: мастичная печать и замок были совершенно исправны?
— Что? Ах, печать? В соответствии…
Пробормотав это, старый кассир завода Эврипид Михеевич Веревкин поднял на меня глаза и бессмысленно усмехнулся.
— Странно. Будьте добры — еще раз обо всем.
Старик вытер влажное лицо ладонью, вздохнул:
— Пришел я на работу в пять вечера и…
— Вы говорили, что пришли на завод без четверти пять…
Веревкин побледнел.
— Пришел, сломал печать и открыл сейф… Нет денег…
«Не то, — думал я, стараясь не поддаваться первому впечатлению. — Кассир путает».
По рассказу Веревкина дело представлялось так.
В субботу, восемнадцатого августа, выждав зарплату, старик опечатал сейф. В кассе осталось двести восемьдесят три тысячи триста двенадцать рублей.
В понедельник он не сразу пошел на работу, а явился в госбанк: получить сто семьдесят тысяч рублей. Сделать это не удалось, и к вечеру Веревкин направился на завод.