— Нашли дурака! Скажи-ка им! Ишь ты!
Успокоившись, Витька стад вспоминать, как он сбежал из тюрьмы и спрятался в одном саду, чтобы дождаться ночи и уехать из города.
А тут подвернулось дело. Неподалеку от Витьки через забор перемахнул парень. Когда он спрыгивал вниз, из его кармана вывалился ножик.
На скамеечке парня ждала барышня, и они сильно ругались. Что-то они там не поделили. Барышня все мотала головой, и в ее ушах блестели сережки.
Совсем поссорившись, парень опять перелез через забор, а барышня села к Витьке спиной и задумалась.
Враков посидел, подобрал ножик, подождал, пока все кругом стихло, и в три прыжка очутился возле скамейки.
«Хорошо еще сережки-то я успел в поезде сплавить, — подумал Витька. — А то врезался бы».
Пригласив к себе Волошина, капитан спросил его, ощущая какую-то неприятную горечь во рту:
— Скажите, Николай Сергеевич, враги у вас есть?
Анчугов, сидевший рядом, пояснил:
— Нет ли у вас на примете людей, которые могли послать это грязное письмо Надежде Петровне?
Волошин несколько минут сидел молча, потом покачал головой:
— Я не знаю таких людей.
Отпустив поэта, расстроенный Смолин стал просматривать протоколы опросов, заверенные свидетелями. Вот подпись Чернецова. Нет, на карточке не тот почерк. Вот другие подписи, тоже ничего общего. И вдруг Смолин увидел фамилию, написанную круглыми аккуратными буквами. Человек, поставивший эту подпись, даже не собирался изменить почерк.
— Неужели это просто совпадение? — раздумывал Смолин, перечитывая ответы свидетельницы на его вопросы.
Подпись принадлежала кассирше Невзоровой, той самой недалекой и взбалмошной девчонке, которая на допросе щурила серые глаза и кокетливо надувала губы.
Невзорову привезли в управление прямо с работы.
— Это вы писали? — показал ей Смолин на конверт.
— Ага, — беззаботно ответила Невзорова. — А что?
Смолин остолбенело посмотрел на эту дуру и не сразу нашелся, что сказать.
— Зачем же вы это делали?
— Попросили, — улыбнулась Невзорова. — Пошутить захотелось.
— Кто попросил?
— А Семен Алексеевич.
— Чернецов?
— Ага.
Попросив Невзорову пересесть на диван, Смолин срочно вызвал к себе Чернецова.
Пожарник явился в отличном расположении духа, готовый отвечать на все вопросы следователя самым обстоятельным образом.
Увидев Невзорову, Чернецов испытующе взглянул на следователя, но не прочел на его лице ничего опасного.
Не предлагая ему садиться, Смолин сказал:
— Мы нашли убийцу. Он сам рассказал обо всем.
Чернецов кивнул головой:
— А как же? Надо было найти.
— Да, нашли… Теперь все ясно… — пробормотал Смолин и, подняв глаза на Чернецова, уже не скрывая больше своей ненависти, спросил:
— Зачем вы устроили эту провокацию и погубили людей?
Чернецов раскрыл рот, судорожно хлебнул воздух и резко обернулся к Невзоровой.
Потом внезапно ухмыльнулся, аккуратно подтянул брюки и сел против Смолина. Помолчав немного, он глухо сказал капитану:
— Уберите эту дуру.
Когда Невзорова вышла, Чернецов кивнул Смолину:
— Берите бумагу. Пишите. Вот что пишите. Всю жизнь я жил один, как черт в болоте. У меня были женщины, но то так, эпизоды. Телеграфистка одна, врач еще была и другие. А любил я Буркову и хотел жениться. Она смеялась надо мной.
Я спросил:
— А что? Иль некрасив?
Она ответила.
— Нет. Отчего же? Писаный подлец.
— Это как?
— Сам знаешь.
Она, видно услышала, что я заразил телеграфистку туберкулезом и прогнал ее. Странно, а если я не любил ее?
С войны я привез всякие фотографии. Одну карточку послал Волошиным. Пусть они заплатят мне за писаного подлеца. Вот и все. А за убийство вы меня к суду не привлечете. Нет моей вины.
— Ведьма тебя в ступе высидела! — не то про себя, не то вслух выругался Смолин и, чтоб не видеть эту смирную и подлую рожу, резко сказал Анчугову:
— Выведи его, Иван Сергеич. И скажи охране, чтоб сторожили лучше. Чтоб крепче сторожили эту пакость!
СУД ИДЕТ!
Смолин устало всматривался в бледное лицо старухи, в ее покрасневшие неспокойные глаза и молчал, ожидая ответа.
Орфаницкая теребила узкими сухими пальцами края жесткой вылинявшей юбки и бормотала с тупым отчаянием:
— Господи! Что же это, господи!
Смолин потянулся за папиросами, но вздохнул и захлопнул коробку.
— Ну, так как же, Татьяна Петровна?
В глазах старухи сверкнул злой огонек, но тут же погас, будто в него швырнули горсть песка.