Еще минут десять - пятнадцать он боролся в виду берега, отгребая назад и поворачивая лодку наперерез волне. Так он держался на одном месте, потом ослаб и сам не помнил, как у него выскользнуло весло из рук, как лодку вдруг неотвратимо понесло на берег. Начинался прилив.
Лодку несло среди пены и рева, потом с ужасным треском ударило о камень, а Лопе выкинуло за борт. Он успел ухватиться за скользкий камень и ждал волны. Волна набегала сзади, огромная, как дом, и Лопе видел, как она идет на него.
- Санта Мария! - сказал Лопе. - Санта Мария-, пречистая дева!..
Никогда еще до того Лопе не знал, как силен удар океанской волны. Он оглох, ослеп, задохнулся. Руками он вцепился в скользкий камень, приник к нему, прилип всем телом - и удержался. Труднее всего было, когда волна откатывалась назад: она тянула его за собой в море. За первой бежала вторая, за второй - третья. Кровь сочилась у Лопе из пальцев, рассаженных о камень. Кое-как, обдирая руки, Лопе перебрался на другой, соседний, камень, побольше первого. Так, от камня к камню, пережидая волны, терпя удары, Лопе подобрался ближе к берегу и скоро нащупал под собою дне. Еще и здесь его раза два опрокинуло навзничь волной и потащило назад, в море. Но тут уже всякий раз он быстро вставал на ноги, плыл, полз и вышел на берег.
Индеец давно ждал его на берегу. Он сидел на камне и растирал мокрое, озябшее тело какими-то жесткими листьями. Солнце выглянуло из-за скал и согрело их обоих. Лопе стоял мрачный и смотрел на море. Арбалеты погибли! Оба, вместе с лодкой. Два добрых толедских арбалета! Он с таким трудом добыл их у часового. И меч - сколько раз в бою он выручал его! Теперь все - на дне моря. Лопе ощупал пояс. Шпага цела! Чудо,- не сломалась о камни, даже не погнулась. Морская соль осела на старом камзоле, на коротких солдатских панталонах. Лопе разостлал мокрый плащ и сел погреться на солнце. Нельзя явиться в Сант-Яго голым и нищим. Кому нужен такой солдат для армады - безоружный, в рваном плаще, голь… Лопе осмотрел плащ. Еще послужит добротное сукно из Альмарии. Весь материковый поход проделал он в нем, от Дариана до Южного моря. Плащ хорош, а вот камзол очень стар, отслужил службу. Четыре индейских стрелы проткнули его в разных местах, изорваны полы, потерт воротник.
Лопе вздохнул: отслужил службу камзол, надо добывать новый.
Лодку швыряло в море о камни. Индеец все ждал, он еще надеялся отнять ее у моря. Они дождались конца прилива, и индеец выловил лодку почти у самого берега, легко прыгая с камня на камень. Лодка была прочная, из цельного ствола, волны не разбили ее. Но весло пропало!
Ветер затих, море лежало перед ними гладкое, распаренное, как теплое молоко в чашке. Лопе с индейцем пошли берегом, волоча лодку за собой, миновали опасное место, обогнули мыс и снова сели в лодку. Индеец отодрал перекидную доску и греб ею, как веслом. Так они поплыли вдоль берега.
Море с подветренной стороны острова было совсем тихим, точно вовсе не буйствовало двое последних суток. Долго плыли они, держась берега. Лопе вглядывался в пустынный берег, в заросли поодаль. Когда вдали, высоко над лесом показался большой белый крест, сколоченный из досок, индеец молча причалил к берегу. Лопе выпрыгнул на мокрую гальку.
- Спасибо, друг! - сказал Лопе. - Я заплачу тебе.- Он порылся в поясном кармане, достал маленький ножик без ножен, с бронзовой ручкой, подкинул на руке, вздохнул и протянул индейцу. - Бери!
Индеец взял, покорно улыбнулся, взмахнул своей доской и отчалил. Индеец привык не обижаться, если белые люди дают мало, и молчать, если ничего не дают. Он поплыл той же дорогой домой, второй раз рискуя жизнью, от берега Эспаньолы обратно к острову Черепахи.
- Прощай, индио!
Индеец уплыл. Лопе заторопился к лесу, - солнце стояло уже низко.
Лопе шел быстро; он узнавал знакомые места. Вот лес повырублен, вот следы костров, обгорелые сучья; вот кучки пепла на месте сожженной деревни. А вот и ров, и башня из бревен, и высокий частокол старого форта. Здесь, в служебных тростниковых домах, жили солдаты гарнизона, здесь был у Лопе старый друг - Гонсало Перес, товарищ по-материковому походу.
Две огромные черные овчарки с лаем бросились на Лопе, но, обнюхав, отошли. Испанцев здешние собаки не трогали. Лопе разыскал дом и окликнул Гонсало в низкое незастекленное окно, похожее на прорез в стене. Гонсало все понял, ни о чем не спросил и впустил Лопе в хижину.