В третий раз пробиваясь между айсбергами и ледяными полями, Кук направил свой корабль за Южный полярный круг. Беспримерное ледяное мужество Кука хорошо сочеталось с полярными пустынями, которые его окружали. Немногие капитаны наших дней со стальными судами, обладающими мощными моторами и высокой маневренностью, смогли бы повторить то, что совершил Кук на своем неуклюжем «угольщике» в тот давно прошедший январский день 1774 года, находясь во власти любой причуды ветра или течения, окруженный со всех сторон айсбергами и едва ли способный устанавливать паруса выгоднейшим образом, уже не говоря о том, чтобы поднять или опустить паруса, потому что они заледенели и были как стальные листы, потому что веревки уже были не веревками, а обледенелыми тросами. Но вот что в точности сделал Кук — он не остановился на Южном полярном круге.
Он продолжал двигаться на юг еще четыре дня, а затем 30 января 1774 года остановился, натолкнувшись на твердое и непроходимое паковое поле, простирающееся от горизонта до горизонта. Координаты этого места были 71°10' южной широты и 106°34' западной долготы. Это была самая южная точка, которой достиг Кук. Никто до него не бывал южнее. Стоит, между прочим, отметить, что с тех пор и до нашего времени, более двухсот лет спустя, ни один корабль не проникал южнее в этом районе.
В своем дневнике капитан признается, что не жалел о том, что сам принял решение, идти ли ему еще дальше на юг. Эта фраза из его дневника, наверняка самая цитируемая, дает нам наиболее откровенное — действительно, единственно откровенное — утверждение, которое Кук когда-либо делал о себе и о том, что толкнуло его на беспримерную серию подвигов и открытий: «Я, который надеется, что честолюбие ведет меня не только дальше, чем любого другого человека до меня, но по мере того, как я полагаю возможным идти, я не жалею, что встретился с этим препятствием».
Стоит сказать, что судьба сыграла с Куком весьма жестокую шутку, ибо он не смог открыть Антарктиду — каким бы это было триумфом, венчающим всю его легендарную карьеру. Но даже когда он повернул назад, он был всего в двухстах милях от ближайшего берега. Никем не было отмечено или высказано, что самая крайняя южная точка, до которой добрался Кук, находилась значительно южнее — в некоторых случаях более чем на триста миль, чем приблизительно половина береговой линии Антарктиды. Между приблизительно 170° восточной долготы — на этой долготе находится Южный остров Новой Зеландии — и 10° западной долготы, которая проходит на полпути между Кейптауном и восточным побережьем Южной Америки, — приблизительная полуокружность береговой линии Антарктиды в высоких широтах Индийского и Атлантического океанов проходит между Южным полярным кругом и 70° южной широты. Надо напомнить, что Кук проник к югу далее 71° южной широты. Если бы он проделал это свое самое южное проникновение в районах, о которых мы говорили выше, он, без сомнения (если ему бы повезло с паковыми льдами) добрался бы до берегов Антарктиды. Но так случилось, что Кук предпринимал свои попытки в высоких широтах Тихого океана, где береговая линия Антарктиды сильно отступает на юг, в некоторых местах по меньшей мере на семьсот миль дальше к югу, чем в Атлантике. Но открыл ли он Антарктиду или нет, его путешествие в январе 1774 года все равно останется одним из наиболее невероятных среди всех предпринятых человеком.
Таким образом, бесспорно доказав, что мифического материка Далримпла не существует ни в Индийском, ни в Тихом океанах, — имелась еще ничтожная вероятность, что очень небольшой материк может быть найден в Южной Атлантике, — Кук, к превеликому облегчению Форстера-старшего, повернул «Резольюшен» на север.
Теперь перед ним встал вопрос: что делать дальше? Он совершил в Индийском и Тихом океане практически все, что наметил, и прекрасно мог бы направиться к дому. Мыс Горн находился не слишком далеко, и он мог оказаться в Атлантике всего через несколько недель. Либо, если бы он пожелал, он мог бы отремонтировать корабль и провести зиму в Кейптауне, а потом сделать новый рейд в полярные районы следующим летом. Но ни один из этих вариантов не был по душе Куку. Когда исследовательская лихорадка попадает в кровь человека, недуг развивается единственным путем — он постоянно усугубляется, а Кук представлял собой неизлечимый случай. Кроме нескольких островов с несовсем ясным местоположением, вся южная часть Тихого океана оставалась неизведанной пустыней. Что может быть очевиднее? Какие дальнейшие действия были бы самыми подходящими в данном случае?
Кук собрал своих офицеров и матросов — если он хочет продлить путешествие еще на год, самое меньшее, что он может сделать, это дать им возможность выразить свое мнение, — и изложил свои предложения. Он хочет отыскать землю, предположительно открытую Хуаном Фернандесом в восточной части Тихого океана, а затем отправиться на остров Пасхи. (У Кука не было большой веры в то, что он их найдет. Источником сведений о существовании и положении первого был не кто иной, как сам Александр Далримпл, а доверие Кука к нему достигло крайне низкого уровня; остров Пасхи существовал, в этом не было сомнения, но, как писал Кук, о его местоположении «были столь разнообразные указания, что у меня почти не было надежды его отыскать».) Из того места, где они находились, он предложил идти через Тихий океан на запад, ни один путешественник прежде по этому маршруту не плавал. Затем он намеревался идти к Новой Зеландии, снова пересечь Тихий океан, обогнуть мыс Горн к ноябрю, а потом провести лето в высоких широтах юга Атлантики, а затем через Кейптаун плыть домой. В перечислении это не выглядит столь колоссальным. На самом деле это было огромное путешествие, которое нельзя было совершить меньше чем за одиннадцать месяцев.
Не было ни одного голоса против: все, по-видимому, были в восторге от этих планов. Дело в том, что для моряка Королевского флота, и в те времена, и теперь, самый прекрасный вид на землю открывается тогда, когда на нее смотришь со сходен. Быть может, они были настолько счастливы, что избежали ледяных объятий Антарктиды, что добровольно и радостно готовы были согласиться на все, что угодно. Более вероятно, что многие из них сами страдали от исследовательского нетерпения. Но вероятнее всего, они понимали, что составляют элиту, участвующую в свершениях, которые до них никому не удавались, и именно они своими руками делают историю, а такие вещи случаются, потому что их почти обожествляемый капитан заставляет их случаться. Трудно в точности определить, какое действие личность Кука производила на его команду, но совершенно ясно, что этот эффект лежал где-то между «огромным» и «колоссальным». Свою роль сыграл и огромный престиж, который им давал сам факт службы на «Резольюшен»: через пятьдесят лет после этого, когда некоторые из молодых людей, бывших на борту, состарились, им стоило только сказать: «Я плавал с капитаном Куком», и они сразу превращались в особых людей.
Земля Хуана Фернандеса — и это никого не удивило — так и не материализовалась: для Кука авторитетное заявление Далримпла, что она находится там-то, с такими-то и такими-то координатами, было гарантией того, что она не существовала. 23 февраля исследователь пришел к заключению, что этой земли просто нет, и он взял курс в том направлении, где, по его мнению, с большей вероятностью должен был находиться остров Пасхи.
Именно в этот момент возникли серьезные опасения за здоровье Кука. Он испытывал колоссальное физическое и душевное напряжение, большую часть времени в ходе этого плавания он провел в Антарктиде, подвергался жестокому холоду на палубе. Да и нездоровая пища не способствовала хорошему самочувствию. Теперь он слег в постель с коликой желчного пузыря, его организм не принимал никакой пищи и лекарств, и его состояние быстро ухудшалось, превращаясь из серьезного в критическое. По-видимому, он страдал от какой-то инфекции желчного пузыря. И несомненно, только преданное и неустанное внимание со стороны корабельного врача — его звали Паттен — спасли ему жизнь.