— Давай, двигай, — сказал Сидуан, — да осторожненько. Вы-то знаете, где оставили моего бедного капитана, вот и ведите нас.
И он стал подталкивать дона Фелипе в спину. Так они дошли до рухнувшей лестницы.
— Вы же видите, что дальше нам не пройти, — сказал испанец.
— А ты забыл, что у нас есть приставная лестница, она нам прекрасно заменит эту, — прервал его Сидуан. — Приладьте-ка лестницу, товарищ, — добавил он, повернувшись к трактирщику, который тут же повиновался ему. — Ну, золото мое испанское, давай, спускайся.
И все трое спустились.
— Но нас же сейчас раздавит, — простонал дон Фелипе. — Поднимемся, я дальше не сделаю ни шага.
И в самом деле, их положение среди всех этих обломков было очень опасным. Время от времени откуда-то сверху срывались камни и с глухим стуком падали на кучи штукатурки.
Сидуан изо всех сил вслушивался, надеясь уловить стон или вздох, который подтвердил бы ему, что Мак жив, но потом понял: кричи — не кричи, здесь за шумом падающих камней под гулкими сводами все равно ничего не слышно.
— Постойте, — сказал он. — Вы правы, дон Фелипе: нужно поберечь вашу драгоценную жизнь, да и нашу тоже, но я обо всем позаботился.
Он вернулся назад, нашел деревянную кормушку и одел ее на голову дону Фелипе, поставив его впереди; потом, сделав знак трактирщику влезть под другой край, сам встал посередине.
— Ну, теперь что вы на это скажете? — спросил он. — По-моему, замечательная каска. Можем идти вперед.
И в самом деле, кормушка имела в разрезе форму седла и служила им крышей, по которой камни скатывались.
Сидуан, сам о том не зная, воскресил знаменитую «черепаху» древних, которая могла безо всякого вреда выдерживать ужасные удары.
— Дон Фелипе, ведите нас, вы знаете место, где должен быть капитан. Ну, пошли!
И пользуясь веревкой, которой были связаны руки дона Фелипе, как вожжами, он сильно встряхнул его.
И они начали медленно и с трудом продвигаться вперед среди куч земли и штукатурки.
Чем дольше они шли, тем большую тревогу ощущал Сидуан.
Как он найдет хозяина? И все это произошло по его вине!
При этой мысли на его толстой физиономии появилось выражение печали, и он сильнее встряхивал упряжь дона Фелипе.
Наконец испанец произнес:
— Это где-то здесь. Он стоял там, у стола, значит он должен быть где-то под этой кучей, направо.
И он указал на то место, где свод был разрушен больше всего.
— Ах, негодяй, ах, презренный! — стонал Сидуан. — Такой добрый был хозяин!
Трактирщик позеленел от страха, он с удовольствием побросал бы все свое добро и убежал, но было слишком поздно.
Камни, потревоженные шагами троих мужчин, падали на кормушку и отскакивали от нее со зловещим шумом.
— Ни слова больше, — шепотом сказал дон Фелипе, — мы в самой опасной части; даже звук голоса может стоить нам жизни.
Они подошли к самому завалу, на который указал дон Фелипе.
Сидуан был вне себя от горя. Может быть, там, под этой кучей камней, покоится тело бедного капитана… Пренебрегая опасностью, он вышел из-под защиты, которую давала кормушка, и медленно, но решительно направился к тому месту, где рассчитывал найти своего хозяина.
Осторожно разбирая камни, он старался понять, почему завал принял форму купола, видя в этом благоприятный признак, как вдруг из-под груды камней раздался взрыв хохота.
И Сидуан, обезумев от радости, увидел Мака, скорчившегося под столом, куда он успел залезть, не потеряв присутствия духа в момент обвала.
Этот стол, прикрыв его от камней, спас от ужасной смерти но обрек бы на еще более мучительную, если бы у славного Сидуана не теплилась надежда, заставившая его решиться на столь опасное предприятие.
Мак тоже не терял мужества, хотя его уже начинал мучить голод.
Он верил в свою звезду!
— Ах, капитан, мой дорогой капитан! — закричал Сидуан.
И слезы радости покатились по его толстым щекам.
— Да, Сидуан, это я, и счастлив тебя видеть, потому что меня всего свело. Быстро, вытаскивай меня отсюда!
— Слушай, товарищ, — сказал Сидуан, поворачиваясь к трактирщику, — пособи немного, тут всего дел-то на одну минуту. Вылезай ты из-под корыта; теперь-то, раз мой хозяин жив, мы наверняка не умрем.
За несколько минут вдвоем они расчистили проход, и капитан Мак, живой и невредимый, оказался лицом к лицу с доном Фелипе.
У бедного дона Фелипе был весьма жалкий вид. Поскольку он судил о Маке по себе, то считал, что тот заставит его дорого заплатить за несколько кошмарных часов, проведенных под землей.
— Здравствуйте, дон Фелипе, счастлив обрести вас в добром здравии. Ах, милостивый государь, вы что же это, людей хороните заживо, а?!
— Увольте меня от ваших шуточек. Мы на войне, я — в вашей власти и признаю себя побежденным.
— Да, вы даже связаны, — заметил Мак, разглядывая странную сбрую на доне Фелипе. — Ну что же, идите вперед, мы сейчас все обсудим.
— Ах, дорогой хозяин, убейте вы его, как собаку, это он вполне заслужил.
— И у меня точно такое же намерение, но это будет уж слишком просто и быстро. Око за око, и зуб за зуб; пусть он испытает хоть немного на себе то, что я испытал.
— Что вы хотите этим сказать? — потрясенно прошептал дон Фелипе.
— Я хочу этим сказать, дорогой кузен, что вам будет полезно поразмыслить над вашим прошлым и что я дам вам время вручить вашу душу Богу.
Сидуан понял и потер руки.
— Ох, и славно же мы сейчас отужинаем; весь ваш погреб опустошим, куманек, — приговаривал он, обращаясь к трактирщику, пока Мак засовывал дона Фелипе под стол, под которым прятался сам во время обвала.
— И больше не двигайтесь! — произнес капитан, привязывая конец веревки, которая стягивала руки дона Фелипе к ножке стола таким образом, что при малейшем движении испанца все, что еще было цело, должно было рухнуть.
— А теперь, друзья мои, — воскликнул Мак, — вернемся той же дорогой, какой вы пришли! Я умираю с голоду!
Приставная лестница стояла на том же месте. Первым поднялся трактирщик, с теми же предосторожностями, что при спуске.
Сидуан все еще держал пистолет дона Фелипе. Он протянул его Маку.
Мак уже приготовился выстрелить. Дон Фелипе следил за его движениями со вполне понятным волнением. Но, уже щелкнув курком, Мак остановился.
— О чем вы думаете, капитан? — спросил Сидуан, уже поднявшийся на верхнюю площадку, — вам что, жалко этого негодяя?
— Нет, друг мой, видит Бог, нет! Это самый презренный человек из всех, которых я видел!
— Так стреляйте и пойдем ужинать.
— Послушай меня: мы можем безо всяких опасений оставить его на некоторое время здесь; он с места не двинется, в этом я не сомневаюсь, а кардинал благодаря ему узнает всех участников заговора, потому что этот трус продаст всех своих братьев; а за то, что он заставил меня вынести, он заплатит позже.
Сидуан покачал головой. Он стоял за решительные меры.
— До свидания, дон Фелипе, — крикнул Мак, — до скорого, мы сейчас вернемся.
И он догнал Сидуана и трактирщика.
Выбравшись, наконец, из колодца, Мак шумно втянул в себя воздух и, хлопнув Сидуана по плечу заявил:
— Давай поцелуемся, мой мальчик. Я должен за тебя Богу молиться.
— Ах, дорогой мой хозяин, я-то как счастлив!
— Ты мне все расскажешь за столом, ведь мы идем ужинать, да?
— И съедим моего цыпленка в белом вине, я его вам отдаю, — сказал трактирщик.
— Ну, так пошли скорее!
И все трое пошли к трактиру, где Сидуан воскресил дона Фелипе.
Глава 32. Гименей, Гименей
Трактирщик, естественно, побежал вперед. Когда Мак и Сидуан пришли в трактир, огонь пылал в очаге, и на чистой белой скатерти стояли два прибора.
— Почему два прибора? — спросил Мак, — разве вы дружище, есть не хотите?
— И есть, и пить хочу, монсеньор.
— Ну тогда поставьте третий прибор.
— Много мне чести, мой добрый дворянин.