Второй был одет в красный кафтан; посередине спины на его одеянии была изображена желтая лестница. Это был сеньор города Парижа — то есть палач.
А вокруг эшафота стояло множество солдат, слуг, тюремщиков и двенадцать нотаблей из горожан, назначенных присутствовать при казни, а также чиновник королевского суда и три гвардейца кардинала.
Не хватало только осужденного.
Мак стоял у окна и думал:
— Очевидно, это виселица для меня. Сейчас за мной придут.
В кабинете господина де Гито было четыре двери. Перед каждой стояло по солдату с алебардой на плече.
Мак отошел от окна и спросил у одного из солдат:
— Я чего еще ждут?
— Не знаю, — ответил тот.
Тогда Мак подошел к другому и сказал:
— Но ведь тут собираются повесить какого-то человека?
— Да, — ответил солдат.
— А как его зовут, не знаете?
— Не знаю.
Мак подошел к третьему, задал тот же вопрос и получил тот же ответ.
Четвертый, видимо, был осведомлен получше и ответил:
— Собираются повесить какого-то капитана.
— А имя его вы знаете?
— Мак, — ответил солдат.
— Это я, — сказал Мак.
— Не знаю, я никогда его не видел.
Мак вернулся к окну. Ему казалось, что все бывшие во дворе люди повернули головы в одну сторону и смотрят на дверь в углу двора.
Солдат, который только что дал Маку такие точные разъяснения, сказал ему:
— Оттуда должен выйти осужденный и пройти к эшафоту.
И не успел солдат это сказать, как дверь отворилась. Мак в полном изумлении отшатнулся от окна. На пороге двери появился человек в сопровождении четырех солдат. Руки его были связаны за спиной, и рядом с ним шел священник.
Мак был потрясен: человек, которого собирались повесить, был одет как он, и они походили друг на друга, как две капли воды.
И тут Мак закричал:
— Кто этот человек?
На что солдат ответил:
— Это капитан Мак.
— Это я — капитан Мак, я! — закричал Мак.
Солдат пожал плечами и повернулся к нему спиной.
И Мак в полном ужасе увидел, что этот человек, похожий на него, как его собственное отражение в зеркале, всходит на эшафот, целует распятие, которое священник поднес к его губам, потом просовывает голову в петлю.
Палач выдернул из-под его ног доску; Маку показалось, что он сам умирает, и он потерял сознание.
… Вот такой странный сон видел капитан Мак в то время, как донья Манча растирала ему виски и крылья носа своим носовым платком, смоченным в какой-то таинственной жидкости.
Когда он открыл глаза, он с изумлением увидел себя в какой-то роскошной комнате, убранство и обстановка которой напоминали Лувр или замок Блуа. Горело множество свечей, как на балу.
И никого!
Мак сел на кровати и прошептал:
— Ах да, понимаю… Меня повесили… Я в мире ином, … да, а тут, в этом мире, очень красиво!
И он с наивным восхищением стал рассматривать окружавшую его роскошь.
— Ад это или рай, но здесь все прекрасно! — вслух подумал он.
Потом он на минуту задумался.
— Ну и глуп же я! Если бы я был в другом мире, я бы не видел все так ясно. Значит, повесили не меня.
Он ощупал себя, попробовал, сгибаются ли у него руки и ноги. Потом вскочил с постели и стал ходить взад-вперед по комнате.
— В мире ином, — прошептал он, — наверное, я бы не мог так хорошо себя чувствовать. А! Так кого же это вместо меня повесили?
И он вспомнил свой сон.
— Честью клянусь, — сказал он, — есть от чего с ума сойти! Ну что же, попробуем вспомнить все по порядку… Да… кажется, так: меня отвели в Шатле… да, так! Потом заперли в башне Глорьет… Прекрасно! А в конце концов, мне сообщили, что меня сейчас повесят… И еще там была донья Манча,… и Сара,… и этот испанец… нет, мне в этом не разобраться!
И, произнося эту достаточно бессвязную речь, Мак продолжал ходить взад-вперед по комнате. В его замутненном наркотиком мозгу смешались сон и вчерашние воспоминания.
И тут он наткнулся на столик. На столике стояла бутылка хереса и чаша. Мак знал это прекрасное вино: он плеснул себе в чашу и выпил одним глотком.
— Ну, если допустить, — проговорил он, — что я — в мире ином, то вино здесь хорошее, ей-ей!
И он налил себе еще. Пока он пил, он увидел стоящий радом в бутылкой серебряный колокольчик и рядом с ним палочку из черного дерева.
— Черт возьми! — сказал он. — Вот я и посмотрю, кто явится на звонок: лакей или черт!
И он постучал по колокольчику. Появился лакей.
— К вашим услугам, монсеньор!
Мак воскликнул:
— Объясни-ка мне, приятель, за что меня вчера повесили?
— Монсеньор ошибается. Вчера повесили только одного человека.
— И его зовут?..
— Капитан Мак.
— Но, балда, это же я.
Лакей тонко улыбнулся.
— Монсеньору шутить угодно, — ответил он, — монсеньеру же самому хорошо известно, что он…
— Так кто же я, трижды ты дурень?
— Мой господин, — ответил, низко кланяясь, лакей.
— Ах, вот как? Я — твой хозяин?
— Да.
— Ну, значит, у меня есть имя. Посмотрим, знаешь ли ты его?
— Монсеньора зовут дон Руис и Мендоза и Пальмар и Альварес и Лука и Цамора и Вальдетенос и Ламберинос и…
— Уф! — расхохотавшись, прервал его Мак. — Вполне простительно человеку забыть свое собственное имя, если оно такой длины!
И он налил себе третий стакан хереса, как будто он сам произнес это имя и теперь должен был промочить себе горло.
Проглотив третий стакан, Мак прошептал:
— Ну, все это прекрасно. Но я недалеко продвинулся. Как я здесь очутился? И где я? Вот что я хотел бы знать.
Лакей ответил, по-прежнему пребывая в глубоком поклоне:
— Монсеньор находится в особняке, который он приказал купить в Париже.
— Ах вот как?! Я приказал купить особняк?
— Да.
— Вот этот?
— Вы у себя, монсеньор.
— Хорошо! — произнес Мак. — Мне кажется, я недурно устроился, если все соответствует этой комнате.
— Все, монсеньор!
— И на какой же улице расположен мой особняк? — продолжал свои расспросы капитан, которому доставляло удовольствие слышать ответы лакея, хотя он не верил ни единому его слову.
— На улице Турнель, монсеньор, то есть в лучшем квартале Парижа, там, где живут придворные.
— Вот дьявол! — воскликнул капитан и, перестав улыбаться, нахмурил брови. — Ну, хватит, пошутили; по крайней мере, меня достаточно мистифицировали. Предупреждаю, что если ты мне не дашь удовлетворительных объяснений, то я тебе просто всыплю шпагой плашмя по тому месту, откуда ноги растут.
И Мак поднес руку к тому месту, где обычно висела на поясе шпага. Но шпаги не было. Посмотрев в зеркало, он увидел, что его костюм исчез и он облачен в шелковый халат, какой обычно носили дома по утрам богатые господа.
Лакея угроза капитана, по всей видимости, ничуть не испугала. Он неподвижно, бессмысленно глядя прямо перед собой, как идол, стоял перед Маком.
В гневе тот топнул ногой.
— Гром и молния! — закричал он. — Кто же мне разъяснит все эти тайны?
— Монсеньор, — ответил слуга, — господин, которого вы ждете, — здесь, в прихожей.
— Я никого не жду, — возразил Мак.
— И все же, выезжая из Мадрида, монсеньор, вы послали ему письмо.
— Ну вот еще новость! — прошептал Мак. — Теперь еще оказывается, я из Мадрида приехал.
По ошалелому выражению на лице лакея Мак увидел, что тот абсолютно уверен в своих словах.
Тогда Мак спросил:
— Как зовут этого сеньора?
— Дон Хиль Торес де Сара.
— Ну что ж! Введи его и убирайся.
И про себя Мак добавил:
— Очевидно, лакей и в самом деле принимает меня за дона Руиса Мендоза и все эти «и» в придачу. Посмотрим, убежден ли в этом дон Хиль Торес.