Лакей уже ушел. Прошло несколько минут. Мак еще раз приложился к бутылке хереса.
Потом в глубине комнаты приподнялась портьера, и появился дон Хиль.
Маку приходилось за свою жизнь встречать многих людей, разного вида и звания, от знаменитых дворян из старинных родов до гарнизонных солдат. Но при виде дона Хиля де Тореса он невольно вздрогнул. Это был человек, с ног до головы одетый в черное; он был бледен, как мраморная статуя, а подбородок его утопал в жестких, как картон, брыжжах; губы у него были узкие, в глазах горело мрачное пламя, скулы сильно выдавались, а лоб украшала преждевременная лысина.
Весь облик этого человека отражал страстную натуру, прикрытую снаружи ледяной маской. Маку показалось, что перед ним появилось само воплощение инквизиции.
Дон Хиль сделал шага три вперед и поклонился с чисто кастильской гордостью.
— Приветствую дона Руиса и Мендоза, — произнес он.
— Прекрасно, и он туда же! — сказал Мак.
И тихонько добавил:
— Единственный способ все узнать — это ничего не спрашивать. Посмотрим, что он скажет.
И громко произнес, поклонившись ему в ответ:
— Добро пожаловать, дон Хиль!
— Монсеньор, — заговорил зловещий испанец, — мы очень беспокоились за вашу судьбу.
— Да, — прошептал Мак, имея в виду Шатле и виселицу, — я думаю, что я еще удачно выкрутился.
— Мы думали, что вы в Пиренеях упали в пропасть! — продолжал дон Хиль.
— Да, действительно, ужасное падение!
— Мы даже сочли, что вы умерли! Вы понимаете, в какой ужас нас это повергло!
— Правда?
Мак сохранял на лице бесстрастное выражение; теперь он более уверенно ждал откровений дона Хиля Тореса.
А тот продолжал:
— К счастью, вот вы, и все в порядке.
— Ага!
— Все идет прекрасно. Мы готовы.
— Хорошо! — подумал Мак. — Кажется, он не один меня ждал. Послушаем дальше.
— Все сделано по вашему письму, — продолжал доя Хиль. — Никто не видел, как я вошел. Я постараюсь, чтоб никто не увидел, как я выйду. Я бегу к Месье, брату короля. Вы же знаете, что он с нами.
— Тем лучше! — сказал Мак, начавший окончательно терять голову.
— Я назначил свидание на сегодняшний вечер… Мы все будем там…
— Все? — переспросил Мак и прикусил язык, чтобы не спросить, такой ли зловещий вид у всех остальных, как у его собеседника.
— Прощайте, — произнес тот, — до вечера.
Он так же деревянно поклонился, попятился к двери, приподнял штору и исчез, приложив палец к губам.
Мак упал на стул и обхватил голову руками.
— Хоть бы Сидуан пришел! — подумал он. — Может быть, он знает ключ ко всем тайнам? Оля! Сидуан!
И он позвонил в колокольчик. Но появился тот же лакей с дурацким видом а не Сидуан.
— Монсеньор, — сказал он, — дон Гарсия Диего ожидает приема.
— Еще один! — воскликнул Мак.
— Вы написали ему, монсеньор, что будете ждать его сегодня утром.
На этот раз Мак ущипнул себя, чтобы убедиться, что он не спит. Он не спал и постарался раскрыть пошире глаза, чтобы как следует разглядеть дона Гарсия Диего.
Дон Гарсия, вошедший так же медленно, как дон Хиль, и поклонившийся так же деревянно, так же носил черный костюм, накрахмаленные брыжжи и был очень бледен.
— Монсеньор, — сказал он, — мы готовы.
— Хорошо, — ответил Мак, — мне уже об этом сказали.
— Свидание назначено на сегодня.
— Прекрасно.
— В Томб-Иссуар.
«Я не знаю, где это», — подумал Мак, но ограничился тем, что кивнул.
— Испания рассчитывает на вас, — закончил дон Гарсия.
На этот раз Мак не на шутку разгневался и уже хотел, топнув ногой, крикнуть, что он плевать хотел на Испанию, но так и остался сидеть, открыв рот и не произнеся ни слова.
Позади дона Гарсия на пороге появился человек. Человек этот смотрел на Мака, приложив палец к губам. Мак узнал его.
Это был дон Фелипе, тот самый дон Фелипе, который хотел его повесить.
— В час добрый! — прошептал Мак. — Вот наконец-то знакомое лицо, и я хоть знаю, с кем говорю.
Глава 23. Иниго
Увидев дона Фелипе, дон Гарсия поклонился до земли и удалился со скромностью подчиненного.
Дон Фелипе остался с Маком один на один.
— Тысячу чертей! — воскликнул Мак. — Наконец-то я вижу человека, который меня будет называть моим собственным именем!
— Да, но в последний раз, дорогой Мак, — ответил дон Фелипе.
— Простите?
— Капитан умер…
— Как?! И вы тоже? Вы тоже собираетесь говорить мне то же самое?!
— Его повесили в Шатле…
В мозгу Мака опять всплыло сновидение.
— Ах, да подождите же вы…
— Чего я должен ждать? — осведомился дон Фелипе.
— Черт побери, ведь вы — брат доньи Манчи?
— Да, конечно.
— Следовательно, это вы хотели меня повесить?
— Я этого не отрицаю, — ответил дон Фелипе.
И он лучезарно улыбнулся и, протягивая капитану руку, добавил:
— Да, я хотел повесить капитана Мака, а сегодня я весь к услугам дона Руиса и Мендоза.
— Ну вот, опять!
— Мой любезный брат…
— Как, я теперь и ваш брат?
— Двоюродный, — подтвердил дон Фелипе.
— Ну, простите, это уж слишком!
— Да, немного, но все же это так, и я вам сейчас это докажу.
И с этими словами дон Фелипе сел.
— Вы что-нибудь знаете об обстоятельствах своего рождения?
— Совершенно ничего не знаю, — чистосердечно ответил Мак, — я — найденыш.
— Скажите лучше, что вы — потерянное дитя.
— То есть?
— Один человек, который был слугой в нашей семье, похитил вас в возрасте четырех лет. Впрочем, человек этот умер.
На конторке стоял ларец со стальным кованым замочком. Дон Фелипе взял его и отпер. В ларце лежала связка пергаментов. Испанец вынул их, развернул и разложил перед Маком.
— Вот бумаги, доказывающие ваше происхождение, — любезно сказал он.
Мак рассеянно пробежал их глазами.
— А кто мне докажет, — спросил он, — что эти бумаги принадлежат мне?
— Ей-богу, — сказал дон Фелипе, — дорогой кузен, моего слова, по-моему, достаточно.
— Да ну? — сказал Мак,
— Но посудите сами: все же, если вчера я хотел, чтобы вас повесили…
— Ах да, ведь верно!
— А сегодня называю вас своим кузеном… значит, произошли какие-то изменения.
— Все это хорошо и мило, — сказал Мак, — но здесь-то я как оказался?
— Разве вы не пили щербет в Шатле?
— Да… я что-то припоминаю.
— Так вот, в нем было снотворное.
— Так, и что же дальше?
— Вы уснули, и вас перенесли сюда.
— По чьему приказу?
— Моей сестры, доньи Манчи.
— Ага, прекрасно, теперь понимаю, — проговорил Мак.
— Ну, теперь наконец, — с улыбкой спросил дон Фелипе, — вы поймете, может быть, что вы и в самом деле дон Руис и Мендоза?
— А мне бы все же не хотелось отказываться от моего имени «Мак»!
— Вам так хочется, чтобы вас повесили?
— Ни в коей мере.
— А я клянусь вам в том, — сказал дон Фелипе, — что если бы Мак вернулся в Шатле, его бы немедленно повесили.
— Но почему?
— Потому что так угодно кардиналу.
Само слово «кардинал» было доводом, против которого не могло быть возражений.
— Ба! — заявил Мак. — Но если дело обстоит так, как вы говорите, и я не понравился кардиналу, так он распрекрасно меня прикажет повесить и под именем дона Руиса и Мендозы!
— Ошибаетесь… дон Руис и Мендоза в большой милости.
— У кого?
— У короля.
Мак удивлялся все больше и больше. А дон Фелипе продолжал:
— Король ведь любит испанцев.
— Да, я-то кое-что об этом знаю, — проворчал Мак.
— Месье, брат короля, то есть герцог Орлеанский, тоже любит испанцев.
— Ну и что же дальше? — спросил Мак.
— И все это потому, что испанцы не любят господина кардинала.
— Прекрасно.
— И Месье, брату короля, — а он сейчас в большой милости, — так вот, стоит только ему что-нибудь попросить у короля, как он тут же это получает.