Не хватало только осужденного.
Мак стоял у окна и думал:
- Очевидно, это виселица для меня. Сейчас за мной придут.
В кабинете господина де Гито было четыре двери. Перед каждой стояло по солдату с алебардой на плече.
Мак отошел от окна и спросил у одного из солдат:
- Я чего еще ждут?
- Не знаю, - ответил тот.
Тогда Мак подошел к другому и сказал:
- Но ведь тут собираются повесить какого-то человека?
- Да, - ответил солдат.
- А как его зовут, не знаете?
- Не знаю.
Мак подошел к третьему, задал тот же вопрос и получил тот же ответ.
Четвертый, видимо, был осведомлен получше и ответил:
- Собираются повесить какого-то капитана.
- А имя его вы знаете?
- Мак, - ответил солдат.
- Это я, - сказал Мак.
- Не знаю, я никогда его не видел.
Мак вернулся к окну. Ему казалось, что все бывшие во дворе люди повернули головы в одну сторону и смотрят на дверь в углу двора.
Солдат, который только что дал Маку такие точные разъяснения, сказал ему:
- Оттуда должен выйти осужденный и пройти к эшафоту.
И не успел солдат это сказать, как дверь отворилась. Мак в полном изумлении отшатнулся от окна. На пороге двери появился человек в сопровождении четырех солдат. Руки его были связаны за спиной, и рядом с ним шел священник.
Мак был потрясен: человек, которого собирались повесить, был одет как он, и они походили друг на друга, как две капли воды.
И тут Мак закричал:
- Кто этот человек?
На что солдат ответил:
- Это капитан Мак.
- Это я - капитан Мак, я! - закричал Мак.
Солдат пожал плечами и повернулся к нему спиной.
И Мак в полном ужасе увидел, что этот человек, похожий на него, как его собственное отражение в зеркале, всходит на эшафот, целует распятие, которое священник поднес к его губам, потом просовывает голову в петлю.
Палач выдернул из-под его ног доску; Маку показалось, что он сам умирает, и он потерял сознание.
... Вот такой странный сон видел капитан Мак в то время, как донья Манча растирала ему виски и крылья носа своим носовым платком, смоченным в какой-то таинственной жидкости.
Когда он открыл глаза, он с изумлением увидел себя в какой-то роскошной комнате, убранство и обстановка которой напоминали Лувр или замок Блуа. Горело множество свечей, как на балу.
И никого!
Мак сел на кровати и прошептал:
- Ах да, понимаю... Меня повесили... Я в мире ином, ... да, а тут, в этом мире, очень красиво!
И он с наивным восхищением стал рассматривать окружавшую его роскошь.
- Ад это или рай, но здесь все прекрасно! - вслух подумал он.
Потом он на минуту задумался.
- Ну и глуп же я! Если бы я был в другом мире, я бы не видел все так ясно. Значит, повесили не меня.
Он ощупал себя, попробовал, сгибаются ли у него руки и ноги. Потом вскочил с постели и стал ходить взад-вперед по комнате.
- В мире ином, - прошептал он, - наверное, я бы не мог так хорошо себя чувствовать. А! Так кого же это вместо меня повесили?
И он вспомнил свой сон.
- Честью клянусь, - сказал он, - есть от чего с ума сойти! Ну что же, попробуем вспомнить все по порядку... Да... кажется, так: меня отвели в Шатле... да, так! Потом заперли в башне Глорьет... Прекрасно! А в конце концов, мне сообщили, что меня сейчас повесят... И еще там была донья Манча,... и Сара,... и этот испанец... нет, мне в этом не разобраться!
И, произнося эту достаточно бессвязную речь, Мак продолжал ходить взад-вперед по комнате. В его замутненном наркотиком мозгу смешались сон и вчерашние воспоминания.
И тут он наткнулся на столик. На столике стояла бутылка хереса и чаша. Мак знал это прекрасное вино: он плеснул себе в чашу и выпил одним глотком.
- Ну, если допустить, - проговорил он, - что я - в мире ином, то вино здесь хорошее, ей-ей!
И он налил себе еще. Пока он пил, он увидел стоящий радом в бутылкой серебряный колокольчик и рядом с ним палочку из черного дерева.
- Черт возьми! - сказал он. - Вот я и посмотрю, кто явится на звонок: лакей или черт!
И он постучал по колокольчику. Появился лакей.
- К вашим услугам, монсеньор!
Мак воскликнул:
- Объясни-ка мне, приятель, за что меня вчера повесили?
- Монсеньор ошибается. Вчера повесили только одного человека.
- И его зовут?..
- Капитан Мак.
- Но, балда, это же я.
Лакей тонко улыбнулся.
- Монсеньору шутить угодно, - ответил он, - монсеньеру же самому хорошо известно, что он...
- Так кто же я, трижды ты дурень?
- Мой господин, - ответил, низко кланяясь, лакей.
- Ах, вот как? Я - твой хозяин?
- Да.
- Ну, значит, у меня есть имя. Посмотрим, знаешь ли ты его?
- Монсеньора зовут дон Руис и Мендоза и Пальмар и Альварес и Лука и Цамора и Вальдетенос и Ламберинос и...
- Уф! - расхохотавшись, прервал его Мак. - Вполне простительно человеку забыть свое собственное имя, если оно такой длины!
И он налил себе третий стакан хереса, как будто он сам произнес это имя и теперь должен был промочить себе горло.
Проглотив третий стакан, Мак прошептал:
- Ну, все это прекрасно. Но я недалеко продвинулся. Как я здесь очутился? И где я? Вот что я хотел бы знать.
Лакей ответил, по-прежнему пребывая в глубоком поклоне:
- Монсеньор находится в особняке, который он приказал купить в Париже.
- Ах вот как?! Я приказал купить особняк?
- Да.
- Вот этот?
- Вы у себя, монсеньор.
- Хорошо! - произнес Мак. - Мне кажется, я недурно устроился, если все соответствует этой комнате.
- Все, монсеньор!
- И на какой же улице расположен мой особняк? - продолжал свои расспросы капитан, которому доставляло удовольствие слышать ответы лакея, хотя он не верил ни единому его слову.
- На улице Турнель, монсеньор, то есть в лучшем квартале Парижа, там, где живут придворные.
- Вот дьявол! - воскликнул капитан и, перестав улыбаться, нахмурил брови. - Ну, хватит, пошутили; по крайней мере, меня достаточно мистифицировали. Предупреждаю, что если ты мне не дашь удовлетворительных объяснений, то я тебе просто всыплю шпагой плашмя по тому месту, откуда ноги растут.
И Мак поднес руку к тому месту, где обычно висела на поясе шпага. Но шпаги не было. Посмотрев в зеркало, он увидел, что его костюм исчез и он облачен в шелковый халат, какой обычно носили дома по утрам богатые господа.