- Пойдите, распорядитесь, сударь, и возвращайтесь рассказать мне ваши приключения.
Мак вышел и в нескольких словах объяснил гвардейцам, что им надлежит делать.
И отряд немедленно отправился в путь, предводительствуемый Перинеттой, которую подобное поручение наполняло гордостью.
А Мак вернулся к кардиналу.
- Слушаю вас, капитан, - сказал благосклонно Ришелье.
- Ах монсеньор, я издалека вернулся.
И Мак рассказал кардиналу о своей дуэли с доном Фелипе о том, как он спустился в колодец и добрался до места встречи заговорщиков.
Рассказал он и о том, как испанцы, принимая его за дона Руиса, раскрыли ему свои планы.
- И каковы же они? - спросил кардинал.
- Слово в слово такие: на Пикардию, Франш-Конте и Шампань наступают четыре армейских корпуса под командованием Пикколомини, Жана де Верта, герцога Франциска Лотарингского и Томаса Савойского.
- Продолжайте, сударь, продолжайте.
- Я не смею, монсеньор. Уж слишком высокое имя...
Ришелье нахмурился и бросил на капитана вопросительный взгляд.
- Это имя Гастона Орлеанского.
- Это имя следует забыть, сударь.
Мак поклонился.
Он рассказал, что заговорщики рассчитывали на него, капитана крепости Ла-Рош-Сент-Эрмель, чтобы открыть себе путь в Пикардию. Потом признался в том, что его подвело нетерпение и что он невольно воскликнул: "Да здравствует король!"
Ришелье покачал головой.
- Слишком уж вы поспешили, молодой человек!
- Что же вы хотите, монсеньор? Я ведь гасконец, во мне вскипела кровь, но я дорого заплатил за это!
И он стал рассказывать о том, как внезапно появился дон Фелипе, о его выстреле из пистолета, о том, как он провел под обрушившимися сводами несколько ужаснейших часов, и о своем чудесном спасении.
Когда он дошел в своем рассказе до того места, когда, выбравшись из-под обвала, он хотел было погрести там дона Фелипе, лицо кардинала, обычно бесстрастное, приняло строгое выражение, но Мак продолжал:
- Я подумал, что, убив дона Фелипе, я отомщу только за себя, а, сохранив ему жизнь, я смогу помочь раскрыть всех заговорщиков.
- Прекрасно, сударь, - одобрительно произнес Ришелье, - будьте уверены, что мы сумеем оценить эту жертву.
Повествование капитана подходило к развязке. Маку оставалось только рассказать, как он сделал из места своих мучений мышеловку, куда почти наверняка должны попасться несколько участников заговора.
- А впрочем, монсеньор, этот негодяй дон Фелипе всех их выдаст хотя бы для того, чтобы не одному пострадать.
- Господин Мак, - сказал Ришелье, - вы показали себя человеком умным и и вполне способным занять должность коменданта крепости Ла-Рош-Сент-Эрмель.
- Ах, монсеньор!
- И вы получите этот пост, причем под именем Мака, которое вполне стоит всех титулов дона Руиса и Мендозы. Вы отправитесь к месту службы, как только будет покончено с заговором.
Вошел лакей и подал приглашение на аудиенцию.
- Монсеньор, эта особа не желает ожидать.
- Введите, - сказал Ришелье, бросив взгляд на бумагу.
Вошла дама в трауре и под вуалью, которую она приподняла, приветствуя кардинала. Ришелье указал ей на стул.
Это была мадемуазель де Бовертю; читатель помнит, что в начале этой истории мы описывали, как она приходила к королю за помощью и рассказала историю своей молодости.
Кардинал сказал ей:
- Сударыня, вы желали, чтоб я немедленно принял вас; позвольте поэтому мне закончить дела с этим господином.
Мадемуазель де Бовертю поклонилась и бросила на Мака удивленный взгляд, который кардинал истолковал по-своему.
- Вы больше не можете ни минуты оставаться в этом виде, сударь, сказал он, - ведь не всем ведомо, что вы пришли в такое состояние на службе короля.
- Ваше преосвященство может не сомневаться, что если бы не срочность, я не осмелился бы ни в коем случае явиться к вам в таком виде.
- Вы правильно поступили...
Глянув на свое платье в присутствии этой важной дамы, Мак невольно покраснел и провел рукой по камзолу, и тут на лице его появилось выражение настоящего горя.
- Что с вами, сударь? - ласково спросил Ришелье.
- Ах, монсеньор, - ответил Мак, продолжая ощупывать свою грудь, простите меня, но я в отчаянии. Я только сейчас потерял медальон, вещь для меня памятную...
Ришелье улыбнулся.
- О, ваше преосвященство заблуждается; в медальоне был портрет, и, поскольку он всегда был при мне, нужно думать, что это - портрет моей матери.
Последние слова мадемуазель де Бовертю выслушала очень внимательно.
- Это ценная вещь? - спросила она с беспокойством.
- Нет, сударыня, простой медальон, по виду старинный, без камней, но я дорожил им как реликвией.
Говоря эти слова, Мак смотрел в лицо собеседницы и чувствовал, что им овладевает странное беспокойство. Где он видел этот взгляд, какое воспоминание будил в нем властный облик этой знатной дамы, которую он видел первый раз в жизни?
Дама же, взволнованная не меньше Мака, пристально смотрела на него.
Ришелье, пребывавший, по-видимому, в благожелательном настроении, с интересом наблюдал за сценой, разворачивавшейся на его глазах.
- Необходимо найти этот медальон, совершенно необходимо, вы слышите, сударь?! - говорила мадемуазель де Бовертю.
- Но, сударыня, это почти невозможно.
- Ах, обыщите весь Париж, если понадобится, но найдите его. И тотчас же, умоляю вас.
- Но, сударыня, вы слишком уж много от меня хотите. Я попытаюсь его разыскать, без всякого сомнения, но сначала я желал бы обнять женщину, которую я люблю и уж не надеялся больше увидеть.
- Заклинаю вас, сударь, поторопитесь. Вы видите мое смятение; так помните же, что, пока этот портрет не найдется, я буду пребывать между жизнью и смертью.
- Я ухожу, сударыня, и хотя я не могу себе объяснить, почему этот медальон внушает вам такой интерес, я обещаю вам сообщить, успешными ли окажутся мои поиски.
- Хорошо, я отправлюсь домой и буду ждать вас.
И мадемуазель де Бовертю вынула записную книжку, написала на листочке несколько слов и протянула его Маку.
Ришелье снова позвонил. Вошел лакей.
- Проводите этого господина, - сказал он слуге, указывая на Мака, - и пусть его переоденут. Идите, капитан, и помните, что я тоже жду известий с равнины Мон-Сури.