- Объяснитесь, сударь!
- Боже мой, монсеньор, все очень просто. Я подумал, что человек моего возраста, да еще неизвестно откуда взявшийся, явившись занять пост, который обычно доверяют седобородым генералам, не будет внушать должного уважения...
- Вы забываете, сударь, что нового человека посылает кардинал Ришелье, который обычно не поступает легкомысленно!
- Да сохранит меня Господь от того, чтобы я забыл, какую большую милость вы мне оказываете, ваше преосвященство, и насколько вы были добры ко мне!
- Так пусть вас не беспокоит, сударь, людское мнение!
- Монсеньор, - сказал с улыбкой Мак, - ваше преосвященство были всегда так добры ко мне, что я признаюсь вам: я просто хочу перед отъездом жениться.
- Примите мои поздравления, сударь. Вы так недавно в Париже, но, похоже, времени вы здесь даром не теряли!
- Просто в Париже можно встретить людей, которых встречал в другом месте, монсеньор!
- Я не прошу вас выдавать свои тайны, - ответил кардинал, - вы можете поступать согласно вашим желаниям. Я просто прошу вас ускорить отъезд, насколько это возможно.
И, говоря это, кардинал написал несколько слов на пергаменте, к которому была подвешена большая печать из красного воска.
- Возьмите, - сказал он Маку, - это охранная грамота доньи Манчи.
- И еще одно слово, монсеньор, - произнес капитан, поблагодарив кардинала низким поклоном. - У меня нет никакого желания заниматься похоронами дона Фелипе. Не может ли этим заняться офицер, который был со мной?
- Безусловно, - ответил. Ришелье.
Еще раз почтительно поклонившись, Мак вышел из кабинета.
Глава 37. Отъезд доньи Манчи
Четверть часа спустя комендант крепости Ла-Рош-Сент-Эрмель входил к Лоредану, где Сидуан и Перинетта рассказывали Саре о последних событиях.
- Пойдем со мной, Сидуан, - сказал Мак, поцеловав руку Сары, - еще не все кончилось. Тебе еще придется совершить небольшое путешествие.
- Путешествие?! - воскликнул бедный малый.
- Да, в Испанию.
На этот раз взволновалась Перинетта:
- В Испанию, монсеньор? И что вы хотите, чтоб мы в такой дали делали?
- Поэтому я и не говорю, милая Перинетта, что ты должна сопровождать Сидуана.
- Я один поеду? - спросил будущий супруг хорошенькой служанки.
- Нет, ты проводишь до границы донью Манчу.
Началась всеобщая неразбериха.
Перинетта кричала:
- Как, он с женщиной поедет?!
Сара, стоя, держала Мака за руки и говорила:
- Вы добились, чтобы она уехала? О, благодарю вас!
А Сидуан хохотал во все горло и, показывая на Перинетту пальцем, повторял:
- Ревнует, нет, вы посмотрите, она ревнует! Ты что, глупышка, думаешь, что эта знатная дама меня похитит?
- Ладно, дурень, не смейся ты так, - сказал Мак, поднимаясь. - Обними свою Перинетту, потому что пора отправляться.
Смех в самом деле прекратился.
Сидуан и Перинетта так бы и плакали, обнявшись, до вечера, если бы Мак их не заставил, наконец, распрощаться и не вытащил своего бывшего лакея на улицу.
Чтобы утешить его, он рассказывал ему по дороге, какие прекрасные места он увидит на пути из Парижа до Пиреней, и какими вкусными обедами будет угощать его во время путешествия донья Манча.
И поэтому, когда они подошли к воротам особняка прекрасной испанки, Сидуан был уже почти в восторге от того что ему предстоит столь заманчивое путешествие, да еще в таких прекрасных условиях.
Во дворе уже стояла большая запряженная парой лошадей коляска, забитая доверху чемоданами и пакетами.
Донья Манча была готова.
- Вы видите, меня не пришлось долго упрашивать, - сказала она Маку, когда он вошел в ее комнату. - Мне осталось только сесть в карету.
- Я буду вечно признателен вам за решительность, - ответил Мак, пожимая ей руку.
- Мой управляющий привезет мне все, что я оставила. Я также вручила ему письмо, которое он передаст королю, когда я уеду. Я приняла все возможные меры предосторожности.
- Ну а я, - сказал Мак, - принес вам охранную грамоту, и привел вам своего лакея, можно сказать, своего лучшего друга. Я отвечаю за него, как за себя, он покинет вас только тогда, когда вы будете в надежном месте.
- Вы очень добры, друг мой, и я никогда, до конца дней моих, вас не забуду.
И, сказав это, донья Манча надела плащ и мантилью и спустилась во двор. Сидуан уже сидел рядом с кучером.
Мак почтительно открыл дверцу и помог донье Манче подняться в карету.
- Вы помните, что вы мне обещали? - спросила она, усевшись.
- Вам не надо мне это напоминать, - ответил Мак, на минуту присаживаясь рядом с ней.
- О, друг мой, я бы так любила вас! - воскликнула бедняжка, со слезами обнимая капитана.
- Не заставляйте меня сожалеть, что мое сердце занято, - сказал он, целуя ее в лоб.
- Нет, не так! - возразила она.
И она похитила у него поцелуй, который она сделала условием своего отъезда, и который отныне должен был служить ей утешением до конца ее дней.
Капитан встал и вышел из кареты, потому что хорошо знал себя: в битвах любви, как и на поле брани, он был человеком горячим.
- И что же вы намереваетесь там делать? - спросил он дрожащим голосом.
- Я сделаю то, что обычно делают испанки, когда они отказываются от мести: поступлю в монастырь.
Он нежно сжал ее руки. Он был почти так же взволнован, как она.
- Я буду молить Бога, чтоб он даровал вам счастье, - добавила она, подавив рыдания.
Было ясно, что тянуть с отъездом больше нельзя.
- До скорого, Сидуан! - сказал капитан и протянул ему охранную грамоту.
- Надеюсь, что до скорого! - ответил тот.
Руки сплелись в последний раз, потом Мак резко захлопнул дверцу, крикнул кучеру: "Трогай", и карета покатилась.
Управляющий доньи Манчи получил от нее поручение отнести его величеству на следующий день письмо, содержание которого нам нет нужды знать...
Глава 38. Мадемуазель де Бовертю
Вернувшись к Лоредану, Мак застал ювелира и его дочь за столом. Сара не ела: глаза у нее покраснели, она вытирала слезы, которые напрасно пыталась сдержать.
Лоредан принял молодого человека с сердечностью, свидетельствующей о том, что, если на брак своей дочери с капитаном Маком этот славный человек просто согласился, то выдать ее за коменданта Ла-Рош-Сент-Эрмели он был в восторге.