Я задумываюсь об её вопросе.
– Нет, мэм, – признаю я.
– Так в чём же тогда заключалась твоя мечта, дорогуша? – интересуется Бонни.
– Летать... просто летать, – признаюсь я, вспоминая рисунок Нобл и последовавшее за этим – по всей видимости, временное – прозрение о том, что мне необходимо заново почувствовать ту искреннюю страсть к полётам, которая была у меня в детстве.
– А затем кто-то пришёл к тебе и сказал, что один конкретный вид полётов важнее всех остальных, и тогда-то твоя мечта перестала быть мечтой и стала... – подсказывает Бонни, поглядывая с Марии на меня и обратно.
– Способом показать себя, – монотонным хором отвечаем мы, абсолютно удивлённые тем, что снова пришли к тому же.
– Способом показать себя, – повторяет Бонни, демонстративно кивает, обнимает Марию и легонько сжимает её за плечи. – Тебе, а вовсе не им, предстоит определить, кто ты такая.
– Но это нечестно, – ворчит Мария, гоняя по тарелке последние кусочки еды.
– Нечестно, и дальше что? – спрашивает Бонни.
Мы с Марией обмениваемся взглядами, всматриваясь в лица друг друга в поисках ответа.
– Мы не знаем, куда двигаться дальше, – признаётся Мария.
– Мы найдём другой путь попасть туда? – спрашиваю я.
– Нет, ищи другое «туда», золотце, – отвечает Бонни.
– Новое «туда», – тихим эхом говорит Мария.
– Девочки, послушайте. Я была бы отличным пилотом-истребителем, – начинает Бонни.
– Сущая правда, – перебивает её сидящий на другом конце стола Джек, поднимая стакан. А он, оказывается, прислушивается к нашему разговору. После стольких лет, проведённых во власти самолётного клаксона, я бы никогда не подумала, что у него столь острый слух.
Бонни награждает его тёплым взглядом, а он подмигивает ей в ответ. Затем женщина прочищает горло и продолжает свой рассказ.
– Но они отняли это у меня, и когда они сделали это, я не собиралась позволять им отнять у меня ещё и полёты.
– Если всё дело не в полётах, сделай так, чтобы всё дело было в полётах, – говорит Джек.
– А не только в том, чтобы летать на истребителях, – добавляет Бонни.
– Потому что иначе легко сойти с ума, – заканчивает Джек.
Остальные затихли, прислушиваясь к этому обмену мнениями.
– Шекспир? – спрашивает Пьерр.
– О, от этого легко сойти с ума[23], – декламирует Бонни.
– «Король Лир», – поясняет Пьерр растерянным Бьянки и Дель Орбе.
– Прямо сейчас я чувствую себя таким глупым, что даже не могу в это поверить, – говорит Бьянки.
– То есть прямо как в любой другой день, – вставляет Дель Орбе.
Все сидящие за столом начинают смеяться и завывать от смеха. Бьянки поднимает свой стакан и тоже смеётся, разбавляя серьёзность момента.
Новое «туда». Я снова и снова прогоняю эту мысль в голове, пробую её на вкус. Но как мы его найдём?
– Дорогуша, ты не поможешь мне с вишнёвым пирогом? – спрашивает Бонни.
Дель Орбе мгновенно вскакивает на ноги, и сразу же становится понятно, что Бонни обращалась совершенно к другому «дорогуше».
– Сынок, я её главный дорогуша, – шутливо рычит Джек и хлопает Эрика по плечу.
– Я просто тоже хотел помочь, – говорит Дель Орбе, следуя за ними в ангар.
– Новое «туда», – вслух говорю я.
Никак не могу отделаться от этой мысли.
– Ты никогда не думала о вертолётах? – спрашивает Пьерр.
Мы все стонем, и он протестующе вскидывает в воздух руки.
– Что? Они потрясающие. Знаете, ребята, в детстве я как-то увидел выступление «Серебряных орлов»...
– Они сейчас расформированы, но они пробудили во мне желание летать, – хором заканчиваем мы.
– Ну-ну, ооооочень смешно, – говорит Пьерр и хватает печенье из корзины.
– Я долгое время думала только о том, чтобы летать на истребителях, – говорю я.
– И я, – добавляет Мария.
– Охх, опять эта тема с «позволь себе учиться», – произношу я, осознавая.
– Что ещё за тема с «позволь себе учиться»? – интересуется Бьянки.
– Когда я ехала в академию в первый день подготовки, меня остановила патрульная. Я превысила скорость и, может быть, вела себя несколько «безрассудно», но там был этот парень на «ягуаре», и он...
– Не продолжай, я уловил суть. Не говори больше ни слова, мне кажется, я прекрасно знаю, что произошло, – говорит Бьянки. Его глаза сверкают, и он тычет в мою сторону вилкой. – Позволь угадаю. Ты вмешалась в ситуацию, к которой не имела никакого отношения, разве что ты не смогла стоять и смотреть, как обижают кого-то беззащитного.
– Отлично, прекрасно. Именно так всё и произошло, – говорю я.
– Ага, знаешь, я знаком с тобой.
Я снисходительно машу на него рукой.
– Неважно. В любом случае, патрульная отпустила меня с предупреждением, и я думала, что это будет такие полквитанции...
– Нет. Ни слова больше, – говорит Бьянки.
– Полквитанции. Как полпенса, только на этот раз вместо половины пенса это была половинка квитанции. Полквитанции, – не моргнув глазом говорю я.
– Мне нравится, – говорит Пьерр, хватая ещё одно печенье из корзины в центре стола. Этот парень реально обжора.
– Мария, пожалуйста, помоги мне, – просит Бьянки.
Мария вскидывает руки в жесте капитуляции. Бьянки сдаётся.
– Так расскажи нам побольше об этой... – Мы все ждём. Бьянки устало вздыхает. – Полквитанции.
– Она написала на квитанции «Позволь себе учиться». И с тех пор это стало типа моим кредо.
– Ты хотела сказать, эта мысль преследует тебя с тех пор, – вставляет Мария, – в хорошем смысле, но всё-таки.
– Полквитанции преследуют тебя, но в хорошем смысле, – медленно говорит Бьянки, морща лицо в попытке понять происходящее.
– Видишь, я могу быть очень упрямой, – говорю я.
– Что? – Мария делает вид, что падает в обморок.
– Нет! – ахает Бьянки.
– Подумать только! – восклицает Пьерр, комично прикладывая руку к лицу.
Я закатываю глаза.
– Знаю, знаю, это не большой секрет. Но, сдаётся мне, я не замечала... не смогла бы заметить плохих последствий своего упрямства, – говорю я, – я не замечала их. Пока я держала себя в плену собственных представлений о том, что правильно, а что нет, в чём я нуждалась или чего заслужила, я была закрыта для всего остального.
– Я определенно это понимаю, – говорит Бьянки.
– Я во многом ошибалась, – говорю я, специально многозначительно глядя Бьянки в глаза.
– И я, – соглашается он, выдерживая мой взгляд.
– Но сколько бы я ни ошибалась временами, мне всё равно было странно думать, что я могу заблуждаться касательно своей мечты летать на истребителях, – продолжаю я.
– Я не представляю себе иной мечты, – тихо добавляет Мария.
– Пока что, – поправляет её Пьерр.
– Позволь себе учиться, – предлагает Бьянки, крутанув пальцами в воздухе.
– Для того чтобы найти новое «туда»... – я замолкаю.
– Ты должна позволить себе учиться, – заканчивает за меня Бьянки.
– Правильно, – говорю я.
В этот момент Джек, Бонни и Дель Орбе выходят из ангара, неся с собой вишнёвый пирог. Бонни ставит пирог в центре стола вместе с целым галлоном свежесбитого ванильного мороженого.
– Прежде чем мы приступим к десерту, мы с Бонни... мы хотим кое-что дать вам всем, – говорит Джек, ныряя в карман.
– От парочки старых летунов, – добавляет Бонни.
Мы впятером просто таем.
Джек достаёт из кармана пять сверкающих серебряных долларов и ссыпает три монетки в ладонь Бонни, а она по очереди вручает их Бьянки, Дель Орбе и Пьерру. Затем Джек, обходит вокруг стола, роняет один доллар в мою ладонь, а последний отдаёт Марии.
– Они все отлиты в тот год, когда вы, малышня, родились, – говорит Джек, пока мы изучаем монеты.
– Носите их с собой на удачу, – говорит Бонни, её взгляд устремляется в небеса.
Джек достаёт из кармана свой собственный доллар, также поступает и Бонни. Они передают свои монеты по кругу.
23
Уильям Шекспир «Король Лир», акт III, сцена IV, цитируется по переводу Бориса Пастернака (прим. пер.).