Выбрать главу

– Пытаюсь быть жизнерадостной, – и Мария просто взрывается от хохота, такой весёлой я не видела её за всё время нашего знакомства. Она никак не может успокоиться и перевести дыхание. И даже на самом деле хлопает рукой по колену.

– Полегче, жизнерадостная, – я снова пожимаю плечами, и она, не переставая скалиться, наклоняется вперёд.

– Я такая.

– Дэнверс, большего комплимента от меня ты никогда не услышишь, но ты не смогла бы стать жизнерадостной, даже если бы десять лет тренировалась, – говорит Мария, утирая брызнувшие из глаз слёзы.

– По правде говоря, я потратила целый год жизни на то, чтобы научиться быть жизнерадостной.

– Что? – переспрашивает Мария, не переставая хохотать. Теперь и мои смешки извергаются подобно лаве из жерла вулкана. Я едва могу удержаться, пока пересказываю свою трагическую историю.

– Когда я училась в четвёртом классе, там была девочка, которая только и делала, что выглядывала из окошка и вздыхала. Я боролась с карандашом, пытаясь освоить курсив и знаки препинания, и вот рядом была она, такая непроницаемая. Она казалась такой мечтательной. Я потратила целый год, пытаться научиться вести себя как она, – мы останавливаемся на очередном светофоре.

Я упираюсь локтем в руль и утыкаюсь лбом в ладонь, осматриваю ветровое стекло, а затем, с удовлетворенным вздохом вжимаюсь обратно в сиденье и смотрю на Марию, изогнув бровь.

– Знаешь, всё, чему ты уделяешь внимание... особенное, – говорит Мария издевательски серьёзным тоном. – Хотя, я вижу, как ты скрипишь зубами, так что...

Светофор переключается на зелёный, и мы проезжаем тот же самый перекрёсток, где всего несколько месяцев назад состоялась моя небольшая стычка с патрульной Райт. Я осматриваю горные дороги и далёкий горизонт в поисках её патрульной машины. Даже не знаю, что бы я ей сейчас сказала. Возможно, просто... спасибо.

– Знаешь, мне ужасно надоело, что меня постоянно называют сильной.

– Быть сильной – здорово, – замечает Мария.

– Не для маленьких девочек.

– Для маленьких девочек, которые хотят стать первой женщиной – летчиком-истребителем, – Мария кивает, и я вижу, как она мрачнеет, – быть сильной – хорошо. – Мария смотрит на меня, и я замечаю в её глазах усталость.

– Ты тоже?

– «Она та ещё штучка», – говорит Мария высоким и сочащимся фальшивой заботой голосом, – «лучше бы тебе попридержать свой норов».

Мы обе замолкаем. И прежде чем я успеваю что-то отфильтровать или приукрасить, я выкладываю всё как на духу:

– Мне тяжело придумать какой-то другой мотив, кроме как доказать им всем, что они ошибаются.

Ну вот. Сказала. У нас с Марией есть план, но без этого яростного огня, питающего меня желанием доказать, что я права, а все заблуждаются... я ощущаю себя затухающей свечой вместо огнемёта. Сомнение в новинку для меня, но я не могу удержаться от мысли: хватит лишь этого желания, чтобы провести меня сквозь всё? Я хочу, чтобы хватило. Но я не привыкла что-то делать, исходя лишь из моих внутренних мотиваций.

– Двадцать процентов – это утереть им нос, – кивает Мария.

– Тридцать процентов, но...

– Уже тридцать процентов?

Я осмеливаюсь бросить на неё взгляд. Мария ждёт. Тишина затягивается, и тут мягкий, неестественно звучащий, хриплый и прекрасный голос радио заполняет салон.

– Ну хорошо, процент растёт. И да, меня беспокоит, что в скором времени он достигнет сотни, и, как и всю мою жизнь, я буду пытаться достичь чего-то, просто чтобы доказать, что все заблуждаются. А так жить нельзя. И да, я слышала поговорку «ты хочешь быть правой или счастливой», но послушай, почему нельзя одновременно и доказать свою правоту, и быть счастливой? А? Ты никогда об этом не думала?

Мария смеётся и качает головой, а я сворачиваю на съезде, который она обвела на карте, и еду по длинной и пыльной дороге.

– Тебе нужно почаще выбираться из своей черепушки, Дэнверс, там внутри довольно страшно. О, смотри, я думаю, это то, что мы ищем... оно должно быть прямо там, – говорит она, наклоняя шею и осматривая обширную равнину прямо перед нами.

А затем я чувствую его... Низкий рокот двигателя проносится по всему «мустангу», его ритмичный гул отдаётся у меня в позвоночнике, прямо как в старые времена, когда я проводила дни не в бесконечных тренировках, а сидя на земле и задрав голову в небеса.

Я торможу, и мы с Марией смотрим вверх и назад, к самому горизонту.

– Такое чувство, что он сидит в машине вместе с нами, – говорит Мария, почти высунувшись наружу из пассажирского окна для лучшего обзора.

Рёв и урчание приближаются. Я заезжаю на парковочное место по соседству с ангаром тридцать девять, и мы выпрыгиваем из машины как раз вовремя, чтобы заметить тот самый жёлтый биплан с красно-синими полосами, единственный самолёт, который я не смогла опознать в то первое утро в Колорадо. Биплан проносится у нас над головами, нависает над взлётно-посадочной полосой и мягко касается земли.