— Он же эльф, сударь капитан. Разумеется, он слышит нас.
— Ты был дурак дураком, — осуждающе сказал Немец, как будто этим глубокомысленным замечанием хоть что-то можно было исправить.
— Увы; в этом возрасте никто из нас не отличается ни глубиной ума, ни изысканностью манер.
Да, подумал капитан. Крепко Кави проняло, раз не спорит даже.
Хотя оно понятно: ты бы на сорок лет провалился — посмотрели бы.
Хотя ты и провалился… чёрт ногу сломит в этом всём.
— Кави! — снова окликнул капитан. — Молодой!
Молодой Кави подчёркнуто проигнорировал обращение.
— Я и сам далеко не стар, — заметил Кави-старший таким тоном, словно сомневался в необходимости этого замечания.
— Ты уверен, что прошло сорок лет?
— Ему… мне… однако же! ну да пусть «мне»; мне сейчас сорок один. По людским меркам это… — принц поколебался, — около шестнадцати. Да, полагаю, сия оценка верна в достаточной мере.
— Тогда понятно.
Хотя и до этого было понятно.
Вообще — всё было понятно.
Непонятно было, что с этим «всем» делать.
— Куда его понесло-то? — спросил Немец.
— Он идёт к гробницам.
Ответ прозвучал уверенно, — правильно: принц-то явно помнит, чем занимался сорок лет назад, — но непривычно просто, как будто Кави-старшему сейчас было не до словесных выкаблучиваний.
Капитан покосился на спутника, потом на эльфёнка. Оба вышагивали как-то по-особенному горделиво.
«Ага», подумал Немец, но, секунду поколебавшись, решил всё-таки зайти издалека.
— Зачем через лес-то? Там понизу нормальная дорога, я так понял.
— Он же эльф, — снова совсем просто объяснил Кави-старший. — Кроме того, на северную дорогу ему… нам соваться нынче всяко не след.
— Это почему? — спросил капитан, со смиренным мысленным вздохом отмечая вероятность новых осложнений.
Кави зябко повёл ушами.
— Боюсь, принц Содара сочтёт подобную беспечность слишком щедрым подарком, — заявил он довольно мрачно.
Капитану показалось, что при этих словах и младший Кави как-то неуютно дёрнулся.
— Ещё один принц?
— Увы, сударь капитан, отнюдь не «ещё». Принц Содара — наследник императорского трона, Лорд-Хранитель Варты. И родной брат принцессы Севати.
— Ты тоже принц.
— О, но ведь я принц-консорт — супруг императрицы. Ни равновысокого социального положения, ни права престолонаследования не имею… да, правду молвить, и не особенно стремлюсь. Примогенитура в Варте полусалическая.
— Полу?
— Полу.
— Что ж ты сразу не сказал.
— Кроме того, — продолжил Кави, очевидно игнорируя насмешку, — я всего лишь эльф. Принц же Содара — как легко догадаться, человек, младший сын Адинама Доброго.
Последнее слово было произнесено с еле слышным, но на редкость многозначительным вздохом. Капитану стало ясно, что если этот Содара чего от папашки и унаследовал — то уж точно не доброту.
— Это он гвардию послал?
— Безусловно, — кивнул эльф, легко перепрыгивая очередное поваленное дерево.
Лес понемногу редел, самую чащу уже миновали. Капитан очередной раз отметил, что Кави-младший движется не наобум, а почти по прямой, обходя лишь самые упрямые овражки и загогулины.
Хотя теперь мальчишка шёл медленнее и явно прислушивался к разговору. Имя Содары явно заставляло эльфёнка нервничать.
— А ты-то ему чем насолил?
- «Насолил»?.. впрочем, понимаю. Пожалуй, ничем не насолил. Он всего лишь застал нас с принцессой Севати, когда Ваш покорный слуга обучал её искусству целоваться по-эльфийски.
— Горжусь тобой, — восхитился Немец, благоразумно не уточняя деталей эльфийского искусства. — Принцессе сейчас сколько?
— Шестнадцать.
— А. Ну, тогда нормально.
Капитан указал на эльфёнка:
— Это ведь на самом деле он учил?
— Безусловно, — согласился принц, — однако же в известном смысле и я тоже. Вынужден признать, я по-прежнему нахожу ситуацию, в которой мы очутились, несколько…
— Значит, ты принцессу целовал, а Содара вас застукал. Дальше что?
— Я бежал в лес.
— Погоди, забыл спросить: откуда здесь принцесса-то?
— О, в это время делегация членов императорской семьи, а также родовитого дворянства во главе с Лордом-Хранителем совершает традиционный осенний выезд к местам поклонения и возвышенной скорби. К гробницам, иначе говоря. В глубине леса, на краю северной дороги разбиваются шатры, в коих знать Варты постится, предаётся еженощным бдениям и благочестивым размышлениям о природе собственного и всеземного несовершенства, а тако же и очистительным омовениям в водах близлежащих ирин.