- Мне не до расстройств. Только не с моей работой. Я должен решать вопросы, а не расстраиваться. Спрашивай, не бойся.
- Ты помнишь, как я появилась на свет? - Эл при этом испытующе посмотрела.
- А точнее? Что конкретно ты хочешь знать? Номер роддома? - Саша насторожился, но в выдержке ему не откажешь.
- Я подозреваю, что я приемный ребенок, - сказала Эл и посмотрела виновато.
- С чего ты взяла? - спросил брат и усмехнулся.
- Я встретила акушерку, когда мы летом были у деда. У мамы не должно было быть детей. Саша, я могла бы сделать простой анализ крови и сверить, но так будет не честно. Я люблю вас и никакой другой семьи мне не нужно. Только мне очень важно знать, откуда я взялась, как бы странно не выглядела моя история.
- Мать знает?
- Нет. Я рада, что встретила именно тебя. С тобой мне проще говорить. Давай мы поговорим, а маме ничего не скажем. Идет?
Саша посмотрел на сестру. Раздался звонок микроволновки, он отвлекся, чтобы достать бутерброды. Только есть ему расхотелось, в желудок, словно камней набили. Он поставил тарелку перед Эл. Она не смотрела на еду, она смотрела на него.
"Глаза. Какие удивительные у нее глаза, темные, глубокие, аж, страх за душу берет". - Подумал он. Когда он обижал ее маленькую, она сверлила его этими глазами, и он места себе не находил, злился, когда она так смотрела. Сейчас взгляд был другим, полным ожидания и тоски.
Он подошел к окну. "Господи, неужели придется сказать ей правду?" - от такой мысли ему стало тяжело.
- Дело только в акушерке или ты что-то еще нашла? - спросил он для того, чтобы оттянуть начало объяснений.
- Я основываюсь только на собственных наблюдениях, - уклончиво, но уверенно ответила она. - Дело не в том, что в семье нет блондинов с кудрявыми волосами. Мне нужно знать, это мне поможет.
- В чем?
- Я не могу сказать, Саша. Я выслушаю все, только правду, какой бы безумной она не казалась.
Красноречивый взгляд Александра выдал его. Он посмотрел на сестру с опасением. Эл поняла, что дело нечисто, семейная тайна, о которой он не хотел думать.
Александр снова вгляделся в Эл. Она сидела за столом в пол-оборота к нему, поза была наполнена покоем и достоинством. У него словно пелена с глаз спала. Возникло чувство, что она не вписывается в окружающий антураж, вообще этот суетный мир не для нее.
- Я тоже хочу хоть какое-то объяснение, - сказал он. - Почему бы, нам не быть взаимно откровенными, сестренка.
Последнее слово вызвало дискомфорт в душе. Он, по сути, не знал, какая она теперь. Полгода назад он просто был рад ее появлению, подшучивал и говорил ей колкости, словно она была еще ребенком. Элька превратилась в Элли, и он задумался над тем, что его сестрица натура загадочная. По крайней мере, она казалась такой теперь.
- Ты чего-то боишься? Ладно, я первая начну откровенничать, - согласилась она. - Моя работа связана с космосом, требования высокие. Опасно. Вы моя семья и в случае медицинских осложнений понадобится ваше участие. По документам у меня первая группа крови, а в семье только вторая и третья. Мне продолжать?
- Как ты попала на космические исследования?
- Это большой секрет. То, что я сказала - уже ошибка. Ты по долгу службы знаешь, что такое секретность.
Он кивнул.
- Я хочу знать всю правду целиком от и до, - настойчиво повторила она. - Если ты что-то скроешь, мне придется добывать информацию по другим каналам.
- Ты будешь меня проверять?
- Смотря, насколько ты будешь убедителен.
Эл широко улыбнулась, в ее темных глазах заиграли шаловливые огоньки. Саше стало немного легче, улыбка девушки подействовала отрезвляюще. Минуту назад ему стало казаться, что он спит.
- Итак. У нас немного времени. Начнем? - кивнула она.
Саша сначала сел обратно на табурет, потом вскочил и заходил по кухне.
- Саша…. Не волнуйся так. От твоего рассказа мои отношения к семье не изменятся, только правда выйдет наружу. Я вас всех люблю, но имею право знать правду.
Она не играла, прошел тот период, когда она мучилась своим открытием. Когда действительно возвела стену между собой и этими тремя людьми, когда не хотела возвращаться домой. Постепенно здравый смысл взял верх, и Эл поняла, что никакой трагедии нет, ее напугала неизвестность, которая таилась за раскрытием семейной тайны. Это она сама придумала свой страх. Просто жизнь показала ей еще раз, что она другая. Она боялась узнать о самой себе что-нибудь ужасное. Все муки были порождением ее собственного я, которому было удобно не знать правду и которое стремилось уйти от проблемы, вызывая еще большую агонию. Те времена миновали, страх сменило желание познать.