Вот почему, когда Тьерри, достав часы, объявил, что истекла последняя секунда шестидесятой минуты двенадцатого часа, и внесли банку, собравшихся охватила жалость: они увидели, в каком бедственном положении находилось несчастное существо, пролившее в ущерб собственному желудку столь яркий и столь важный свет на темный вопрос науки.
— Взгляните! — с победным видом сказал Тьерри. — Шнейдер и Рёзель были правы!
— Правы, правы, — произнес Жаден, взяв банку и поднеся ее к глазам. — Мне еще никто не доказал, что мадемуазель Камарго не скончалась.
— Не стоит слушать Жадена, — возразил Флер. — Он всегда был в наихудших отношениях с мадемуазель Камарго.
Взяв в руки лампу, Тьерри поместил ее позади банки.
— Смотрите, — пригласил он. — Вы увидите, как бьется ее сердце.
Действительно, мадемуазель Камарго так исхудала, что стала прозрачной как хрусталь, и можно было разглядеть всю ее кровеносную систему; можно было даже заметить, что у ее сердца был всего один желудочек и одно предсердие; но работа этих органов была такой слабой и Жаден был так недалек от истины, что не стоило опровергать его слов: несчастному животному и десяти минут не оставалось жить. Ее задние лапки стали тонкими, словно ниточки, а вся задняя часть тела соединялась с передней лишь при помощи костей, образующих систему, благодаря которой лягушки прыгают, а не ходят. Кроме того, на спине у нее вырос какой-то мох, под микроскопом выглядевший настоящей водяной растительностью с камышами и цветочками. Тьерри в качестве ботаника стал даже уверять, что эта неприметная поросль принадлежала к семейству мастиковых деревьев и кресс-салатов. На эту тему никто спорить не решился.
— А теперь, — сказал Тьерри, когда все по очереди внимательно осмотрели мадемуазель Камарго, — мы должны дать ей спокойно поужинать.
— И что она будет есть? — спросил Флер.
— Ее ужин у меня с собой в этой коробочке.
И Тьерри, приподняв пергамент, выпустил в верхнюю часть банки, оставленную для воздуха, такое количество мух, у которых недоставало одного крыла, что сделалось очевидным: все утро он посвятил их поимке, а всю вторую половину дня занимался тем, что калечил их. Нам показалось, что мадемуазель Камарго хватит этих мух еще на пол-года, и один из нас даже высказал это мнение вслух.
— Ошибаетесь, — возразил Тьерри. — Через четверть часа не останется ни одной мухи.
Самый недоверчивый из нас невольно выразил жестом сомнение. Тьерри, которому первый успех придал уверенность, отнес мадемуазель Камарго на ее обычное место, даже не удостоив нас ответом.
Он не успел еще сесть, как отворилась дверь и вошел хозяин соседнего кафе с подносом, на котором стояли чайник, сахарница и чашки. Следом за ним появились два официанта: они принесли в продолговатой ивовой корзинке солдатский пайковый хлеб, сдобную булочку, листья салата и множество разнообразных маленьких пирожных.
Солдатский хлеб предназначался Тому, булочка — Жаку, салат — Газели, а пирожные — нам. Сначала подали еду животным, затем объявили людям, что они могут угощаться сами как им угодно. Мне это кажется — если нет иных мнений — наилучшим способом принимать гостей.
На некоторое время воцарился беспорядок, пока каждый устраивался в соответствии со своими вкусами и желаниями: Том с ворчанием унес хлеб в свою конуру; Жак со своей булочкой скрылся за бюстами Малагутти и Раты; Газель медленно потащила свой салат под стол. Что касается нас, то мы, как это обычно делается, взяли левой рукой чашку и правой — пирожное или vice versa[12].
Через десять минут не осталось ни чая, ни пирожных.
Тогда позвонили, и хозяин кафе явился на звонок вместе со своими присными.
— Еще! — приказал Декан.
Хозяин, пятясь и кланяясь, вышел и отправился исполнять полученное приказание.
— Ну а теперь, господа, — сказал Флер, насмешливо взглянув на Тьерри и почтительно на Декана, — я думаю, что в ожидании, пока мадемуазель Камарго закончит ужин, а нам принесут еще пирожных, неплохо бы заполнить паузу чтением рукописи Жадена. В ней повествуется о первых годах жизни Жака Первого, которого все мы имеем честь знать достаточно близко и к которому питаем интерес слишком сердечный для того, чтобы мельчайшие собранные о нем сведения не приобрели огромного значения в наших глазах. Dixi[13].