— Что ты думаешь о возможной встрече?
— Думаю, это было бы забавно…
— Не правда ли?.. Что ж, я тоже так думаю, дитя мое.
— Значит, надо…
— … вытащить на палубу весь железный лом и распустить паруса до последнего дюйма.
— А вот и они в свою очередь нас заметили.
— Дождемся темноты, а до тех пор станем двигаться умеренно, чтобы они ничего на заподозрили. Насколько я могу судить о ходе этого судна, к пяти часам мы окажемся в его кильватере; всю ночь мы будем плыть борт о борт, а утром поздороваемся с ним.
У капитана Памфила была своя система. Вместо того чтобы нагружать свое судно балластом в виде булыжников или чугунных чушек, он ставил в трюм полдюжины Фальконетов, четыре или пять каронад двенадцатого калибра, пушку восьмого калибра, к этому он на всякий случай прибавлял несколько тысяч зарядных картузов, полсотни ружей и два десятка абордажных сабель. Когда представлялся случай, подобный тому, какой выпал на этот раз, капитан приказывал поднять на палубу все эти пустячки, установить на опоры фальконеты и каронады, оттащить на корму пушку восьмого калибра, раздавал своим людям ружья и начинал применять то, что он называл своей системой обмена. Именно эти приготовления к торгу и увидела на следующее утро команда китайского судна.
На борту императорского корабля царило глубокое изумление. Капитан, видевший накануне торговое судно, спокойно уснул, выкурив свою трубочку опиума. Но оказалось, что за ночь кошка превратилась в тигра и теперь зверь показывал ему свои железные когти и бронзовые зубы.
Когда к капитану Као-Киу-Коану пришли с сообщением о том, в каком положении оказался его корабль, он досматривал восхитительный сон: сын солнца только что отдал ему в жены одну из своих сестер, и таким образом капитан становился зятем луны.
Поэтому он никак не мог понять, чего хочет от него капитан Памфил. К тому же тот говорил на провансальском языке, а новобрачный отвечал по-китайски. В конце концов на борту «Роксоланы» отыскался уроженец Прованса, немного знавший китайский язык, а на борту судна, принадлежавшего великому императору, — китаец, сносно объяснявшийся на провансальском, и два капитана смогли договориться.
В результате переговоров половина груза, находившегося на императорском судне (капитан Као-Киу-Коан) незамедлительно переместилась на торговый бриг «Роксолана» (капитан Памфил).
Этот груз состоял как раз из кофе, риса и чая, и капитану Памфилу незачем теперь было заходить ни в Мокку, ни в Бомбей, ни в Пекин, что давало ему возможность сберечь немало времени и денег.
От этого капитан пришел в такое прекрасное расположение духа, что, проходя мимо острова Родригес, купил там попугая.
Приближаясь к Мадагаскару, капитан заметил, что запас пресной воды на исходе, но стоянка у мыса Сент-Мари была небезопасной для судна, нагруженного так, как «Роксолана», и он решил идти до залива Алгоа без остановок. Там во время погрузки бочек к нему приблизился вождь гонакасов, за ним следовали два человека, которые несли на плечах (примерно так, как посланцы евреев несли виноградную кисть из Земли обетованной) великолепный слоновый бивень: этот образчик вождь Утаваро (что на языке гонакасов означает «сын Востока») принес на берег, надеясь получить большой заказ.
Осмотрев бивень, капитан Памфил нашел слоновую кость превосходной и спросил у гонакасского вождя, во что ему обойдутся две тысячи слоновых бивней, подобных этому. Утаваро ответил, что это будет стоить ровно три тысячи бутылок водки. Капитан хотел поторговаться, но сын Востока стоял на своем, уверяя, что цена вовсе не завышена. Капитан вынужден был согласиться на условия негра; впрочем, если принять во внимание, что прибыль от сделки должна была составить около десяти тысяч процентов, цена не была чрезмерно высокой. В ответ на вопрос капитана, скоро ли можно ожидать поставки товара, Утаваро потребовал два года; этот срок чудесно согласовывался с обязательствами капитана Памфила, и два почтенных негоцианта, обменявшись рукопожатием, расстались совершенно очарованные друг другом.
И все же, какой бы выгодной ни была эта сделка, она терзала торговую совесть благородного капитана: невольно он думал о том, что, если слоновая кость так дешева на восточном берегу Африки, он мог бы купить ее за полцены на западном берегу, где слоны водятся в таком огромном количестве, что даже дали свое имя одной из рек. Желая это выяснить, капитан, дойдя до тридцатого градуса широты, приказал взять курс на берег, но ошибся на четыре или пять градусов и подошел к устью реки Оранжевой вместо устья реки Слонов.