Мы возвращались из порта, где нашли подходящий корабль, когда наткнулись на горгулью. В темном переулке возле доков ее зажали в угол двое пьяных в хлам врайтов. Служителям даже в драку ввязываться не пришлось, демоны просто удрали, увидев нас. На девушку было страшно смотреть: в лохмотьях, в крови, перепуганная и дрожащая, очень маленькая. Она шарахалась от мужчин, сопровождавших меня, кричала, стоило им просто подойти на несколько шагов ближе. Храмовники уговаривали меня оставить ее там, но зачем тогда спасали? Я была уверена, не пройдет и двадцати лучей, и она снова станет чей-нибудь добычей. Храмовники отговаривали меня, как могли, но ничего у них не вышло. В итоге девушку мы взяли с собой. Я плохо тогда понимала, что именно буду с ней делать, не знала, как успокоить, что сказать, а поэтому просто болтала без умолку: рассказывала о брате, о родителях, о том, что давно не разминала крылья, трещала и трещала. Алтэя вцепилась в меня, как рыбак цепляется в шторм за свое утлое суденышко, почти до синяков. Мы привели девушку на постоялый двор, в котором остановились, привели в мою комнату, накормили и отмыли. И все это время горгулья не выпускала моей руки, молчала, по-прежнему дрожа. А я не знала, что делать.
Она пришла в себя ближе к ночи, назвала свое имя, рассказала, что сбежала от опекуна, который хотел продать ее за долги в местный бордель, спросила, куда мы плывем. Я честно назвала место нашей следующей остановки — Тагос, и горгулья оживилась, попросилась с нами, умоляла ее не бросать.
— Ты согласилась? — нахмурился Тивор. мы сели на корабль, у храмовников были деньги, да и родители кое-что мне дали, так что лишний спутник проблемой в этом плане не стал. А мне, наоборот, было с кем поговорить, посплетничать. За то время, что была в храме, я, оказывается, дико устала от постоянного общества мужчин.
Строгих, чопорных мужчин, не знающих, что такое небо. Алтэя постепенно приходила в себя. Она была открытой и солнечной, рассказывала удивительные истории, научила меня играть в карты и кости, и так же, как и я, любила летать. Впервые за долгое время у меня появилась подруга такая, с которой можно было поделиться девичьими проблемами, переживаниями, всем, ну или почти всем. Про осколок я ей отчего-то ничего не рассказывала, говорила просто, что плыву к тиграм, чтобы продолжить учебу. Наверное, вдалбливаемое годами правило помалкивать, въелось в кровь. Алтэя не настаивала, хотя мне иногда казалось, что горгулья мне не особо верит. Через три сумана мы оказались на Тагосе, и надо было снова искать подходящий корабль, думать, что дальше делать с девушкой. Везти ее с собой на Шагар мы не могли, но и расставаться вот так, бросать ее на незнакомом, опасном острове мне тоже казалось неправильным. Я металась и не знала, что делать, сомневалась. Решение пришло само собой. Корабль служителям удалось найти в тот же день, только шел он не на Шагар, а на Пирит — тоже тигриный остров, но в пяти днях пути конечной точки нашего путешествия, и отплывал через суман. Мы поговорили с Алтэей, все обсудили и решили, что она плывет с нами. На Пирите ей действительно будет куда безопасней, чем на пиратском острове, да и, в конце концов, горгулья собиралась начать новую жизнь: свободную и беззаботную. А где лучше всего это делать, как не у тигров? Я радовалась, как ребенок. Наивная идиотка. Мы снова сняли одну на двоих комнату на постоялом дворе, снова проводили все время вместе, ходили по местным лавочкам, смотрели на выставленные там диковинки.
Я отправила горгулью, все это время просидевшую рядом, ужинать, а сама залезла в бочку с водой.
— Она увидела осколок? — спросил Тивор.
— Да. Я была недостаточно расторопна. Как раз вылезала из воды, когда вернулась Алтэя. Девушка замерла в дверях всего лишь на миг, я подумала, что смутившись, и не обратила внимания. Уж не знаю, откуда ей стало известно про осколки, про то, как они выглядят, про Хранителей. В общем, «подруга» меня продала. Продала за пятьдесят тысяч аржанов. Меня и сопровождавших меня служителей. На нас напали за день до отплытия, храмовников убили, выпотрошили, как диких свиней, мне сохранили жизнь.
Но только потому, что я умела и знала, как управлять осколком, и должна была передать эти знания новому хозяину. Наемники даже прикасаться к камню боялись, — воспоминания вызвали кривую улыбку, — его просто отобрали, а меня скрутили. Слабая девчонка, у меня не получилось даже пикнуть. Через два дня я оказалась в Амитаре, на берегу Северного моря. Два сумана провела у груна, несколько раз пыталась выкрасть осколок и бежать, но не получалось. Я ругала себя, злилась на горгулью и боялась. А через два сумана бежать куда-то уже не было смысла: было поздно. Я не знала, что делать, ничего не понимала, ничего не умела. Меня не готовили к такому.