Тихо рыкнул, вскочил на лапы, снова поймал запах воды и побежал на него.
А через десять лучей уже пытался поймать рыбу на фоне темнеющего корабля. То, как я это делал… Стыд и позор, в общем. Воду волк не любил, но ради своей пары пытался терпеть: и мерзкие брызги в ушах, и песок в пасти и соль в носу. Спустя еще двадцать лучей итогом стали три мелкие пестрые рыбешки и одна темная крупная. Не густо, но зверь был доволен и до невозможности горд собой.
А потом, уже обернувшись, я набрал еще каких-то фруктов, аккуратно завернул свою добычу в огромные листья, убрал в пространственный мешок и прыгнул в лодку у берега — не очень-то погребешь, когда у тебя четыре лапы, это Кали хорошо — она летает. Ладно хоть трап был спущен.
Сапсана я нашел на носу, она лежала на животе на мачте, болтала голыми ногами в воздухе и смотрела в воду, а белое платье задралось почти до самых икр, и трепал распущенные волосы легкий бриз.
Я тихо приблизился и сел на бортик рядом.
— Принес тебе перекусить, — достал из мешка свой нехитрый результат охоты. Птичка ловко перевернулась, садясь ко мне лицом, а глупое сердце пропустило удар, пока смотрел, как она балансирует на мачте, я даже подался вперед, в стремлении подхватить ее, если что. Но девушка играючи придвинулась ближе и в знакомом птичьем движении склонила голову на бок, глядя мне в глаза.
— Большой, страшный волк принес мне поесть? Добыл для меня что-то? — Калисто вроде спрашивала не в серьез, но я видел ее глаза. Мы — оборотни, мы оба знаем, что это значит.
— Да.
— Хорошо, — помолчав немного и по-прежнему не отпуская моего взгляда.
Облегченный выдох сорвался с губ и тут же они расплылись в улыбке.
Почти обреченной, но легкой, спокойной, Кали улыбалась так же — тихо.
Мы ели молча, я лежал на носу, Калисто сидела на своем насесте, и рыба казалась вкуснее, чем обычно, фрукты таяли во рту.
— Я хочу остаться сегодня на корабле, — проглотив последний кусочек, тихо сказала сапсан.
— Зачем?
— Просто хочется, — пожала она плечами, отводя взгляд.
— Кали, что с тобой происходит? — я поднялся на ноги, облокотился о бортик.
— Я в конце пятнадцатилетнего пути, Тивор. Мне сложно и мне надо подумать. Побыть одной.
— Я… — глубокий вдох помог собраться с мыслями, — хорошо. Но, птичка, я знаю, что ты чего-то недоговариваешь, вижу, что тебя тревожит отнюдь не то, о чем ты говоришь, но настаивать не буду. Только, Калисто, пожалуйста, не запускай ситуацию, дай мне знать вовремя, иначе я не смогу тебе помочь.
— Проницательный парень. Спасибо, — она на несколько вдохов прижалась губами к моим губам, а потом я ушел, оставляя ее одну на носу темного корабля, надеясь, что ее обещания не пустые слова.
А в деревне тигров меня вдруг охватило непонятное беспокойство, не такое, как за Кали, но что-то все равно было не так. Хаос во мне был почти болезненно неспокоен, просились на свободу животные инстинкты. Было бы глупо не довериться чутью.
Я окинул взглядом сонное поселение и втянул воздух, прислушался, потянуло к гостевым домикам. А спустя пять лучей я стоял в дверном проеме и внимательно слушал разговор Мэта и его отца.
— То есть как это? — возмущался Август.
— Вот так. Я не знаю, в какой момент все изменилось, но даю тебе гарантию, волк Дарину в жены не возьмет, команду и капитана «Пересмешника» сдавать тоже не собирается, — раздался звук приглушенного удара, а затем тишина.
— Что ты будешь делать? — через несколько мгновения молчания спросил Мэт.
— Рано или поздно они поплывут назад, желающих пустить на дно эту посудину и повесить на шею ее капитана пеньковый галстук хоть отбавляй.
Ты сказал, у меня есть суман?
— Я не уверен, но разговоры ходят…
— Ничего мне хватит и половины, чтобы все организовать.
— Насколько необходимо мое здесь присутствие?
— А сам не понимаешь? — прозвучало почти зло.
— Понимаю, но оставаться желанием не горю. Я уже смотреть не могу на эти рожи, тигры откровенно ненормальные, а от рыбы меня тошнит. Я пропах смолой и потом, я в конце концов…
— Хватит ныть, щенок! — перебил лиса отец. — Весь в мать пошел, такой же дохлый и избалованный, надо было тебя в детстве пороть больше, глядишь и мужиком бы стал. Ты остаешься на Шагаре, и это не обсуждается.