Выбрать главу

— Нет, зачем? Ты сказал, что все на месте…

— Сходите, — перебил я Сайруса, — покажи его Калебу, и чем быстрее, тем лучше.

— Что?

— Мне действительно некогда тебе объяснять, через оборот начнет заходить солнце, поднимется луна, а мне еще надо кое-что проверить. Ты все поймешь, как только увидишь, — я начал оборачиваться. На четырех лапах доберусь до корабля быстрее, чем на двух. — Как только поймете, приходите на «Пересмешник»! И умоляю, быстрее!

— Сумасшедший волк, — проворчал наг под нос, но все-таки направился к храму. Я выдохнул и потрусил к Нику, надеясь, что все же ошибся. Очень надеясь.

Как и сказал канонир, на борту был Тим и еще несколько пиратов.

Мальчишка и еще двое драили верхнюю палубу, остальные возились на нижних, я коротко поздоровался с теми, кто попался на пути и бегом бросился в каюту Кали, на ходу выпуская хаос.

Ищи. Ищи мать твою.

Должно фонить, должно очень сильно фонить. Магией и силой, запертой мощью, клокочущей стихией. Но на борту фонит практически от всего, от каждой мачты, от каждой бочки.

Я замер в центре комнаты, полностью закрыл глаза, без труда выпустил свою стихию. Хаос сегодня объелся, пусть теперь поработает на меня.

По вискам и позвоночнику струился пот, гулко и напряженно билось сердце, а я медленно исследовал каждую доску, каждый уголок помещения, стараясь понять, почувствовать, услышать. Маленькая и перепуганная тогда на смерть, куда Калисто могла…

Кретин!

Я ринулся на капитанский мостик, с шумом втягивая в себя воздух, глотая холодный морской бриз, чувствуя, как натянулась внутри сила, ведя меня за собой, почти требуя следовать зову. Я открыл глаза, заранее зная, что увижу, и выругался. Громко, яростно, жестко.

— Твою мать!

Поведение Кали, в последнее время так сильно тревожившее меня, теперь становилось объяснимым. Ее напряжение, беспокойство, отчаянье во взгляде, боль. Мог бы догадаться и раньше. Я еще раз выругался и спрыгнул в воду.

Плевать на шлюпку, вплавь доберусь быстрее.

Так мало времени, так ужасно мало времени.

Когда я отплевался и отряхнулся от соленой воды, на берег вышел Калеб.

Хмурый и теперь такой же дерганный.

— Ты нашел? — тут же спросил квартирмейстер, я кивнул. — Что предлагаешь?

— Поговорить с Калисто сразу, как только она проснется, но мы оба понимаем, какое решение примет капитан, — тряхнул я головой, кривясь, эльф горько хмыкнул, разглядывая корабль за моей спиной, стискивая челюсти.

Крепче, крепче и крепче.

— И? — спустя целую вечность, задал он главный вопрос.

— И шаман дал мне это, — я залез в пространственный мешок, выуживая оттуда сеть, показывая ее Калебу, — вытаскивать придется тебе. Ты сможешь?

— Да, — не колеблясь ни вдоха, ответил лопоухий. — Только боги знают, как мне не хочется этого делать, но я смогу.

— А объяснить все остальным?

— Этим займется Сайрус. Я… я хочу сам услышать от Кали… — мужик тяжело, с трудом сглотнул.

— Тогда пойдем, — я кивнул на горизонт, — солнце начало садиться. У нас совсем мало времени.

— Она нас не простит, — тихо сказал квартирмейстер, когда мы уже поднимались к домам.

— Знаю.

— Она возненавидит тебя.

— Знаю! — прорычал я, впечатывая кулак в камень, несколько тигров обернулись на мой возглас, я крепко зажмурил глаза. — Все знаю. Понял, когда поднимался с колен в долбанном храме!

Внутрь дома я вошел первым, птичка еще спала, свернувшись калачиком и укутавшись с головой простыней. Я застыл возле кровати, не решаясь протянуть руку, не решаясь ее будить. Вздохнул, как перед прыжком в воду, и все-таки легко коснулся плеча, садясь на корточки. Эльф замер у изножья, скрестив на груди руки.

— Кали, — позвал я, снова прикасаясь к сапсану, скорее всего в последний раз, — проснись, птичка, нам надо поговорить, а солнце уже почти зашло за горизонт. — Она заворочалась, медленно открыла все еще затуманенные сном глаза, тихо, ласково улыбнулась.

Хаос, помоги!

Я осторожно коснулся ее губ, поцеловал, наслаждаясь вкусом и мягкостью, тоже, скорее всего в последний раз, стараясь заглушить отчаянье, что теперь поселилось и во мне.

— Уже вечер? — тихо спросила девушка, проводя рукой по моей щеке. — Ты мокрый?