Родного, большого, сильного, упрямого мальчишки-корабля больше не было. Он умер. Закончил свою жизнь так, как, наверное, и положено любому пиратскому кораблю. А я ведь обещала, что не отдам его Ватэр, и не сдержала обещание. Ник не хотел к ведьме, он боялся, он сопротивлялся ей почти так же, как и я, не пускал бывшую лекарку на палубу. Мой корабль. Мой своенравный «Пересмешник».
Пятнадцать лет назад испуганная, уставшая, продрогшая до костей дурная птица спрятала свой осколок в корпусе штурвала не совсем обычного корабля, и деревянное, напитанное магией предыдущего хозяина судно обрело свою душу, разум, чувства. Ожило. Он впитывал окружающий мир через меня. Когда я смотрела его глазами, он смотрел моими, когда я училась управляться с ним, он учился управляться со мной. «Пересмешник» наблюдал, оценивал и рос. Его магия становилась сильнее, плетения сложнее.
Корабль развивался, как развиваются дети, из простого куска дерева, превращаясь в живое существо, с уже собственными мыслями и ощущениями. Чем больше мы ему отдавали, тем крепче становилась наша связь. Ник прошил нас нашей же магией, по нашему же согласию.
Мой упрямый мальчишка Ник.
Пятнадцать лет, целую жизнь, он помогал мне и команде. Без него мы бы никогда не справились, погибли бы еще в самом начале, в первый год. А ему я помочь не смогла. Ватэр заберет Ника сегодня, поглотит, растворит и смешает с другими осколками. И мой корабль исчезнет навсегда. Уже исчез.
Магия, наполнявшая судно, сейчас растворялась в воздухе, я видела серебристо-огненные всполохи, чернильные, зеленые и золотистые росчерки, как смазанные следы крови на сине-черном платье ночи.
Мой упрямый мальчишка Ник.
Разве я могла отдать его ведьме? Разве я могла убить его собственными руками? Переложить эту задачу на чьи-то плечи? Решение пришло сразу же, как только Гидеон помог мне вспомнить, помог понять, что действительно такое «Пересмешник». Я действительно лучше бы выменяла свою душу на душу Ника, сама растворилась бы в богине. Какая ей, в сущности, разница? В нас пел один и тот же ветер: мне расправляя крылья, «Пересмешнику» — паруса. Да и Гришем подтвердил мои догадки, пообщавшись со своими духами. Неважно, какую душу получит бывшая лекарка, главное, это сила, заключенная в ней, магия, текущая по венам.
Мой упрямый мальчишка Ник, мой западный ветер.
Прости меня, я не смогла тебя уберечь.
— Калисто, — голос нага пробился в сознание, разрывая тонкую пленку отчуждения, я подняла на него глаза из-за плеча Тивора…, — нам… надо идти.
— … и тут же снова уткнулась в оборотня.
Не хочу. Не пойду.
Я просто не могу. Я говорить не могу, я дышать не могу. Только цепляться за плечи волка. У меня даже винить оборотня не получалось. Он же сделал почти такой же выбор, как и я.
— Принцесса, — откуда-то сбоку донеслось обращение эльфа, — нам, правда, пора. Мы не можем больше ждать.
Не хочу. Не пойду.
Мне хочется разодрать себе грудь, мне хочется разбиться о скалы, пойти на дно вместе с Ником. Почему они не понимают? Почему не видят, не чувствуют того же, что и я. Как Калеб может держать в руках осколок и ничего не чувствовать? Почему они такие?!
— Кали, — Вагор опустил свою большую ладонь мне на плечо, — так надо.
Кому надо? Ватэр? Да плевать я на нее хотела! Идиотка! Пусть она сама собирает эти осколки, вечность и даже больше! Пусть вечность так и простоит на коленях в своем храме! Она не заслуживает ни одного из них.
Она сама ничего не сделала, она сама ничего не может, она — каменная статуя! Так почему я должна отдавать ей Ника? Моего Ника!
Меня затрясло от злости и бессилия, от ненависти, что клейкой мутью кипела внутри, стояла комом в горле, звоном в ушах, растекалась желчью на языке.
А пираты как сговорились, они подходили и подходили, что-то говорили, убеждали, требовали.
— Калисто…
— Калисто…
— Кали…
— Калисто…
— Калисто…
— Калисто…
Со всех сторон, бесконечно, нанося мне новые раны, новые удары, каждый следующий — больнее предыдущего, каждый следующий — глубже. Я истекала кровью, а никто этого не замечал. У меня рвалось сердце, а никто этого не видел. У меня жгло, царапало и скреблось в груди, а никто этого не слышал. Только рычал волк.
С тихим, отчаянным звоном рынды сегодня на дно опустилась часть моего сердца. Я все еще слышу, как она звенит. «Пересмешник» до последнего звал на помощь. Он так громко вскрикнул, стоило эльфу подняться на борт, так отчаянно застонал, когда Калеб выламывал доски штурвала, так жалобно заплакал, когда руки мужчины сомкнулись на осколке и потянули.