В этих мрачных раздумьях прошла зима и наступила весна 1872 года. Все вышли в поле пахать, а бей по-прежнему не смел из дому носа высунуть, не то что поехать к себе в имение. И мало-помалу уверившись, что не спасут его никакие карагалары и каймакамы, пришел он к мысли попросить у гайдука прощения. Единственное спасение для него — мир с Капитаном Петко! И вот в один прекрасный день Хакы-бей пригласил к себе какого-то грамотея и продиктовал письмо следующего содержания:
«Господину Капитану Петко
в Лесные дебри.
Случай, что произошел прошлый год в местности Тешрини-Эвел в нашей кошаре, когда черкесы неожиданно напали на вас с целью лишить вас вашей драгоценной жизни, но бог уберег вас от сей напасти, и еще помогла тому вера ваша в господа-бога, а тех, кто в бога не верует, он послал вас покарать их, и понесли они кару, и божья воля исполнилась.
Господин Петко,
не подумайте, что с двоедушием говорю вам сие. Нет! Нет! Это говорят все, без различия веры и народности, публично, и посему я присоединяюсь к мнению публики и прошу вас простить вину сына моего Али-бея и мою вину тоже, ибо как сын, так и я — мы были введены в заблуждение властями и сделались виновными в том позорном для рода человеческого зрелище. И памятую о том, что вы с божьей помощью уже отомстили виновным, то по этой причине и высказанному мной выше убеждению я склоняю голову перед вашей стальной волей и прошу у вас милости и прощения, а какой понесли вы материальный урон, я вам его возмещу, веря в великодушие геройского вашего слова и надеясь, что просьба моя не останется без ответа.
Письмо сие отдаю для передачи вам Панайоту Васеву, и то, что вам угодно будет приказать, прикажите через него, ибо он человек верный.
Это послание было передано Капитану доверенным человеком бея вместе с множеством подарков и устными заверениями, которые склонили воеводу принять предложенный мир, однако с одним важным условием: Хакы-бей должен поклясться, что никогда в его владениях не совершится ни одно насилие над работающими там христианами, и кроме того он заплатит отряду дань в размере 3330 турецких лир. Хакы-бей с великой радостью принял условия Петко и ни разу не нарушил данного слова[19].
Так, после двухлетних перипетий, поединок между Петко и Хакы-беем закончился полной победой гайдука, перед «стальной волей» которого богатей-турок склонил смиренно голову.
На этот раз в игры был вовлечен высокий полицейский чин из Адрианополя, хорошо известный в округе, бинбаши Арап-Хасан. После того, как местные карагалары и каймакамы не сумели справиться с Капитаном Петко, а могущественный Хакы-бей склонился перед его «стальной волей», Арап-Хасан поклялся Вали-паше, что не пройдет и года, как он рассчитается с гайдуком. Ему, разумеется, был известен злополучный опыт Осман-аги, в свое время поклявшегося сделать то же самое, но, тщательно изучив действия Осман-аги, Арап-Хасан решил, что не повторит его ошибок.
Первым долгом он отобрал в свой отряд лучших из лучших. Семьдесят человек удостоилось чести попасть в этот отборный отряд, где половина людей имела по два и более ранения, а вторая половина участвовала, по меньшей мере, в пяти сражениях. Эти головорезы были готовы следовать за своим прославленным командиром хоть в преисполню.
Арап-Хасан двинулся из села в село по тем местам, где действовал Петко, хватал (так же, как и Осман-ага) людей, подозреваемых в сообщничестве с гайдуками, и подвергал их страшным истязаниям, рассчитывая вырвать признание, где скрывается Петко и кто из местных жителей помогает ему. Кроме того, крестьяне вынуждены были кормить и поить карагалара и его молодчиков, жарить им по сотне кур разом, прислуживать и дарить все, что тем приглянется.
Само собой разумеется, Петко тут же узнавал обо всем: где Хасан находится, какими сыплет угрозами, какие бесчинства творит, и хотя удобный случай расправиться с турком подворачивался не раз, Капитан решил поберечь силы своих гайдуков, не завязывать боя, а схватить Арап-Хасана живым и наказать так же, как был когда-то наказан Осман-ага. Для исполнения этого тайного плана нужно было заставить турка потерять бдительность, успокоиться. А это могло произойти, лишь если Хасан решит, что Петко находится вдали от тех мест, где обосновались его преследователи. Случилось так, что Арап-Хасан «нащупал» следы гайдуцкого отряда в окрестностях Эноса и немедля направился туда, а там ему на следующий день сообщили, что отряд Петко объявился в окрестностях Гюмюрджины. От Эноса до Гюмюрджины, самое малое, три-четыре дня пути! Выходило, что на эти три-четыре дня уставшие турки могут дать себе передышку, отдохнуть, всласть поесть и попить в беззащитных болгарских селах, чтобы потом с новыми силами пуститься по следам Петко. Возле того села, где разместился на постой отряд Хасана, находилось турецкое имение, и бей, владелец имения, счел нужным проявить любезность и пригласить командира отряда погостить у него. Воевода, у которого всюду были глаза и уши, узнал об этом и с невообразимой быстротой, за одни сутки, возвратился в окрестности Эноса, чтобы устроить Хасану западню. Западня была задумана весьма нехитрая: еще до рассвета Петко расположился со своими людьми в небольшой рощице неподалеку от имения, куда был приглашен Арап-Хасан. Затем воевода и двое его товарищей переоделись каменщиками, взвалили на плечи мешки с инструментом и уселись полдничать в ложбине на середине дороги, по которой предстояло проехать турку.
19
Истины и справедливости ради следует признать, что за исключением Османа-аги, которому Петко сбрил бровь и ус, за все годы его гайдуцкой деятельности не было случая, чтобы турок, дав честное слово, обманул его или предал. Карагалары и каймакамы, преследовавшие Капитана, часто бывали бесчестны и жестоки, но данному слову турки обычно не изменяли.