— Яков Михайлович! — воскликнул он, увидев капитана, и бросился к нему.
— Егор! Какими судьбами!
О многом рассказал Федоров своему другу, пока пароход следовал к месту назначения.
— Родом-то я с Оки, муромский, — не торопясь говорил он, сидя с Пирожковым в штурвальной рубке. — Плавал там на пароходе. Потом пришлось перекочевать на Дон, а оттуда на Каму — жандармы не давали покоя. Все преследовали как большевика…
При слове «большевик» Яков Михайлович насторожился. Припомнились догадки, которые приходили на ум раньше, и он спросил:
— Дело давнее, Егор, скажи, ты ведь и тогда, на «Буром медведе», не иначе, как из политических был, по-теперешнему партийный. Я догадывался. Только все не было удобного момента, чтобы спросить… По простоте своей полагал, говорить об этом неловко…
Федоров улыбнулся:
— Да, в партии большевиков я уже несколько лет, еще до войны вступил, в 1912 году. Здорово доставалось. Тюрьму попробовал. А сразу же после Февральской революции оставил «Бурого медведя» и отправился к себе на родину. Из Мурома в Петроград поехал. Штурмовал Зимний дворец. А самое главное, видел и слушал Владимира Ильича Ленина…
— Самого Ленина! — удивился Яков Михайлович. — Это действительно дело. И как он? Что за человек? Что говорил?
Один вопрос посыпался за другим. Федоров долго рассказывал о Ленине, о своей жизни, расспрашивал Пирожкова о его делах.
Потом он как-то по-особенному тепло сказал:
— Рад за тебя, Яков Михайлович. От всей души рад. Я много раз убеждался, что ты не врос в старый режим, стремишься к свободной жизни, и верил — обязательно будешь с нами, большевиками. И вот встретил тебя в самом пекле, когда решается судьба Советской власти. Правильно ты поступаешь.
В это время в штурвальную рубку зашло несколько членов команды. Слово за слово, и они включились в беседу. Всех интересовало положение на фронтах.
— Трудно, видать, приходится Красной Армии? — спросил один из штурвальных у Федорова.
— Да, положение не из легких…
Егор Михайлович вынул из планшетной сумки карту, разложил ее на столике и стал водить карандашом по извилистым линиям.
— Россия, вон какая она, — сказал Федоров, — а всюду фронты. Посмотрите, вот Волга, а вот Кама. Неспроста потянулась сюда белогвардейская свора. По этим рекам перевозят сибирский хлеб, бакинскую нефть… А коль белогвардейцам удалось перерезать Волгу, лишились, значит, нефти. Продовольствие из Сибири сейчас тоже не идет. Вот поэтому нам необходимо во что бы то ни стало освободить Волгу и Каму. Иначе голод. Сами понимаете…
Федоров на минуту остановился. Окинул всех пристальным взглядом и с улыбкой сказал:
— Только падать духом не следует — положение скоро улучшится. На Волге начала действовать красная военная флотилия. Она уже выступила в поход на Казань. Флотилия ударит с Казани, а мы — отсюда, и вместе очистим Каму.
Беседа с комиссаром Федоровым воодушевила всех, и уже не такими страшными казались берега.
Пароход шел повышенной скоростью. Корпус так и содрогался от напряженной работы машины. Примостившись на корме, бойцы отряда пели:
В пункте высадки отряда последним с парохода сходил комиссар Федоров. Крепко, по-мужски обняв Пирожкова, он с привычной живостью сказал:
— Не говорю «прощай», а «до свиданья». Кончится война, должны увидеться..
К концу августа в Прикамье сложилась такая обстановка: суда, которые базировались в Перми, принимали участие в боях на участке Оса — Галево; Нижняя Кама почти от места впадения Вятки и дальше до Волги была захвачена белогвардейцами; на Средней Каме они ворвались в Сарапул; вражеские полчища топтали берега Белой. Все пароходы, которые находились в ведении советских военных властей и плавали ниже Сарапула, оказались зажатыми на небольшом участке Тихие горы — Соколки.
7 сентября «Товарищ» принял в Набережных челнах на борт свыше ста красноармейцев. Их надо было доставить в Смыловку для десантной операции. Отряд имел задание до подхода других частей удержаться на участке, где в Каму впадает Вятка.
— Прийти на место необходимо ночью. Высаживаться будем без шума, — объяснил командир отряда задачу.
Как уже установилось на пароходе, получив приказ — отправиться в рейс, Пирожков, не задерживаясь, прошел в рубку и занял свое место. Рядом с ним примостились лоцманы Григорий Андреевич Молоковских и Дмитрий Васильвич Ключарев.