Внимательно вглядывались судоводители то в берега, то в реку. Вот пароход миновал село Бетьки. На двадцатом километре показалась Елабуга с «Чертовым городищем» — древней круглой башней на высоком берегу. Затем мелькнули постройки Святого Ключа. А там дальше выплыл Сентяк. До цели было уже недалеко.
И в это время на Каме начал расстилаться туман. С каждой минутой он становился плотнее. Вскоре потерялись ориентиры. Река как бы слилась с берегом…
На пароходе отдали якорь и стали ожидать, пока туман рассеется.
Томительно прошел час, другой, а туманное покрывало, окутавшее реку, рассеивалось очень медленно. Больше стоять было нельзя. Надо было выполнять задание, и пароход тихо поплыл дальше.
Вот-вот должны быть Сокольи горы. Здесь Кама справа принимает Вятку. Яков Михайлович стоял на мостике и раздумывал: «В ста верстах отсюда, в Вятских Полянах, находятся суда, эвакуированные со Средней Камы. Там Советская власть, а здесь враг напирает со всех сторон. Скорее бы разгромить подлую контру…»
Мысли нарушил орудийный выстрел. Затем раздался второй, третий… Снаряды разрывались на развилке водных дорог, в том месте, где плыл пароход «Товарищ».
— Попали в засаду… — сквозь шум и грохот услышал Пирожков голос командира отряда.
Сразу же прозвучала боевая тревога.
По пароходу палили с военных кораблей. Снопы пламени, которые выбрасывали из своих жерл орудия, летели с середины реки. Но сколько их, вражеских судов?
Сквозь пелену тумана засекали каждую огневую точку. По вспышкам насчитали семь судов противника.
Один против семи. На «Товарище» не было орудий. Перевес явно на стороне врага. Однако бой приняли.
Вражеские суда с каждой минутой усиливали огонь. Снаряды рвались вблизи парохода, поднимая столбы воды и песка. Один снаряд угодил в корпус, появились раненые.
— Спускайтесь вниз и устраивайте раненых! — крикнул капитан лоцманам, — я один постою у штурвала…
Вот еще один снаряд потряс пароход. Загорелась надстройка. Языки огня рвались кверху. Члены команды и красноармейцы быстро стали взламывать деревянную обшивку, засыпать огонь песком и заливать водой.
Положение парохода, однако, было уже безнадежным. Через пробоину в корпусе врывалась вода, и кормовая часть судна стала погружаться.
«Нужно добраться до берега. Там отряд сможет действовать — свободно…» — решил Яков Михайлович. Вдруг он почувствовал, что ему обожгло пальцы на правой руке. Острая боль пронзила ногу. Сразу мучительно заныло все тело. Во рту пересохло. Кровь бешено стучала в висках. Поворачивать огромное, в человеческий рост штурвальное колесо становилось все труднее.
Превозмогая боль, Пирожков повел судно к берегу. Через разбитые стекла в рубку дул холодный осенний ветер, но пот с лица катился градом. Наконец израненный пароход коснулся песчаного откоса. Красноармейцы сбросили на сушу вооружение и один за другим стали спрыгивать с парохода.
Как раз в это время один из снарядов угодил в штурвальную рубку. Огненный ком ударил в глаза Пирожкову. Все вокруг сразу померкло. По щекам потекла теплая слизь. Показалось, будто тысячи игл вонзились в тело. Начала тлеть одежда. Он попытался выбраться из-под обломков, но потерял сознание.
— Капитан убит! — крикнул кто-то из команды.
Два матроса мигом бросились наверх, где была рубка, бережно взяли героя-капитана на руки и вынесли на берег.
Случилось это в шесть часов утра 8 сентября 1918 года напротив села Соколки.
Не слышал Пирожков прощальных слов благодарности, с которыми к нему обращался командир отряда, не видел он, как один из красноармейцев под дождем осколков, которые продолжали сыпаться на полузатонувший пароход, забрался на флагшток и снял красный флаг, чтобы враг не осквернил…
Жизнь капитана оказалась в большой опасности.
Однако Яков Михайлович переборол смерть. Не смогла она одолеть героя, который вывел изуродованный пароход из огненного ада и дал красноармейскому отряду возможность сойти на сушу и продолжать борьбу с врагами Советской власти.
Тяжелораненого, ослепшего капитана члены команды уложили в шлюпку.
— Скорей, скорей везите его, — торопил их сельский фельдшер, который делал перевязку.
С большим риском Пирожкова доставили в город Чистополь, который кишел белогвардейцами. Тайно устроили в больницу, и только здесь он пришел в себя. На глазах Яков Михайлович нащупал повязку. Потрогал ноги. Целы. Руки действуют. Только боль во всем теле и ничего не видно.
— Что со мной? Где я? — стал он взывать, не зная к кому.