Впрочем, время, проведенное нами на судне, отнюдь не должно было пропасть напрасно. Жаден прорабатывал свои наброски; я составил план пьесы “Поль Джонс”, и мне оставалось только четче обрисовать несколько характеров и разработать несколько сцен. Поэтому я решил воспользоваться своеобразным карантином, чтобы завершить эту работу, которую в Неаполе предстояло окончательно отделать, и в тот же вечер принялся за пьесу».
Вот что я нахожу в моем путевом дневнике и что я воспроизвожу здесь как материал для истории пьесы и романа «Капитан Поль», если когда-нибудь, лет через сто после моей смерти, какому-нибудь праздному члену Академии взбредет мысль написать комментарии к ним.
Но пока мы говорим о пьесе; роман появится позже.
Итак, пьеса «Капитан Поль» была написана за неделю, точнее за семь ночей, на борту одного из тех суденышек — ласточек моря, что порхают по волнам сицилийского архипелага, — на берегах Калабрии, в двадцати шагах от Сан Джованни, в полуторальё от Мессины, в трех льё от Сциллы и напротив знаменитой пучины Харибда, которая так измучила Энея и его команду.
Через месяц в Неаполе я читал пьесу Дюпре, Рюольцу и г-же Малибран, читал у колыбели новорожденного.
Слушатели прочили мне грандиозный успех.
Младенцем, лежавшим в колыбели и спавшим под звуки моего голоса, словно под убаюкивающее журчание материнских песен, была очаровательная Каролина — сегодня она одна из наших лучших певиц.
В то время она звалась ; по сей день старые и верные друзья Дюпре только так ее и называют.
Я вернулся во Францию в начале 1836 года; моя пьеса «Капитан Поль» была полностью закончена и готова к читке в театре.
До моего появления в Париже Арель уже знал, что я возвращаюсь не с пустыми руками.
В последний раз я дал театру Порт-Сен-Мартен пьесу «Дон Жуан эль Маранья», которую все упорно называли «Дон Жуан де Маранья».
«Дон Жуан» имел успех; но на нем, по крайней мере для Ареля, лежало пятно первородного греха.
В этой пьесе не нашлось роли для мадемуазель Жорж.
Арель в отношении к Жорж не страдал ослеплением, но был воплощением преданности: все то время, пока он был директором, его театр оставался пьедесталом великой актрисы, боготворимой им.
Авторы, актеры — все приносилось ей в жертву; если великолепное божество, которое он обожал, предъявляло бы своим жрецам требования Великой матери Кибелы, то Арель издал бы закон, похожий на тот, что регулировал поведение корибантов.
К счастью, Жорж была доброй богиней в полном смысле этого понятия и ей никогда не приходило в голову со всей строгостью пользоваться своей властью.
Поэтому Арель, едва узнав о том, что я вернулся с пьесой и что в ней есть роль для Жорж, примчался ко мне.
— Значит, даже открывая Средиземноморье, — произнес он (с его стороны это означало: «Воздадим кесарю кесарево!»), — вы все-таки думали о нашей великой актрисе?
— Вы хотите сказать о «Капитане Поле»?
— Я говорю о пьесе, написанной вами… Вы сочинили пьесу, не так ли?
— Да, сочинил.
— Что ж, в этом все дело… Раз вы сочинили пьесу, то давайте ее поставим.
— Прекрасно! Чтобы с ней произошло то же, что и с «Дон Жуаном»?
Арель взял огромную понюшку табаку: таков был его способ ждать, если мимолетное затруднение мешало ему ответить сразу.
— «Дон Жуан», — пробормотал он, — «Дон Жуан»… Конечно, это прекрасное произведение… Но, дорогой мой, вы сами понимаете, там есть стихи.
— Немного.
— Верно… Хорошо, сколь мало ни было в пьесе стихов, они повредили ей… «Капитан Поль», надеюсь, в прозе?
— Да, не волнуйтесь.
— Мне говорили, что там… есть… роль для Жорж.
— Да, но, вероятно, она ее не возьмет.
— От вас, мой друг, она ее возьмет с закрытыми глазами… Но почему она не захочет эту роль?
— По двум причинам.
— Объясните.
— Во-первых, потому, что это роль матери.
— Она только матерей и играет! Ну, а другая причина?..
— Во-вторых, потому, что в пьесе у нее есть сын.
— И что же?
— То, что она никогда не захочет стать матерью Бокажа.
— Полноте! Она же была матерью Фредерика.