— Потому, — сказал галисиец, — что на нас лежит слишком большая ответственность, чтобы ее игнорировать. Ты же слышал слова доктора Кирхнера. Возможно, от нашего решения зависит весь дальнейший ход войны.
— Это не твоя проблема, — возразил Алекс. — И не моя.
— Черт побери, Алекс! Речь идет о спасении жизней миллионов людей. О победе над тоталитарным режимом. Разве не за это мы сражались во время гражданской войны в Испании?
— Вот именно — сражались, — Алекс шагнул к старшему помощнику. — Сражались. В прошлом. Я исполнил свой долг, а теперь пусть гибнут другие. Это уже не моя война.
— Но ведь это такая же война!
— Это не моя война.
Товарищи по оружию долго и с вызовом смотрели друг другу в глаза.
— Черт! — галисиец опустил взгляд, качая головой. — Я тебя не узнаю!
— А мне и не нужно, чтобы ты меня узнавал. Достаточно, чтобы ты мне подчинялся.
— Капитан... — прошептала француженка. — Силь ву пле...
— И ты, Брут? — раздраженно пробурчал он. — Одурели вы все что ли? Мы вот-вот провернем дело всей жизни, а вас вдруг загрызла совесть. Какого черта? Что это с вами? Мы — контрабандисты, а не солдаты или тайные агенты. Если хотите бороться за свободу и демократию, не стану вас удерживать, хоть сейчас записывайтесь в добровольцы, но пока вы на этом судне, — Алекс замолчал, оглядев всех по очереди, а затем закончил: — вы будете работать на меня и беспрекословно выполнять мои приказы.
— Капитан, — нерешительно произнес Сесар. — Но если эта машинка «Энигма» действительно настолько бесценна, как говорит доктор Хельмут, мы могли бы продать ее Союзникам. Возможно, они дадут за нее еще больше денег? А кроме того, если наша информация верна и нам удастся предотвратить эту атаку, мы станем настоящими героями.
Алекс нетерпеливо повернулся к механику.
— Богатыми героями, говоришь? — саркастически повторил он. — А вот скажи-ка мне, милый Сесар: что ты станешь делать, когда Марш обнаружит, что мы его надули, и решит перестрелять нас поодиночке? Или ты предпочитаешь, чтобы тебя живьем закопали в землю? Или заживо сожгли вместе со всеми твоими деньгами и медалями?
— Мы могли бы куда-нибудь уехать, — возразил Сесар. — Куда-нибудь очень далеко...
— Очень далеко? — Алекс расхохотался сухим холодным смехом. — Ну и где ты надеешься скрыться от одного из богатейших в мире людей, который к тому же работает на нацистов? Куда ты от него побежишь? Куда мы все от него побежим? — окинул он вопросительным взглядом всех присутствующих. — Скажите, куда? На Луну?
На сей раз никто не решился ему возразить. В каюте воцарилась напряженная гнетущая тишина; никто не смел не то что произнести хоть слово, но даже пошелохнуться.
— Простите, капитан Райли, — наконец пролепетал смущенный Хельмут. — Я понимаю, что я всего лишь пассажир, который к тому же создает вам множество проблем, и что у меня нет права голоса ни на вашем судне, ни в ваших делах.
— Совершенно с вами согласен, — фыркнул Алекс, сложив руки на груди и задаваясь вопросом, что же будет дальше.
— Я, конечно, не могу вам указывать, — продолжал Хельмут тем же тоном, — но, независимо от грозящих вам опасностей или экономических выгод, которые принесет вам это дело, я считаю, что если мы передадим устройство в руки Союзников, это нанесет сокрушительный удар по нацистам. Или, по крайнем мере, стоит передать им информацию, которую мы сегодня обнаружили.
— Подумай о том, что может случиться! — взмолилась Эльза, кладя руку на плечо Алексу. — Мы могли бы спасти миллионы жизней — с обеих сторон...
Райли тяжело вздохнул, в глубокой задумчивости опустив голову.
— Знаете что? Пожалуй, вы правы, доктор Хельмут, — кивнул он устало.
— Вот и я так думаю. Я же вам говорил...
— Вы правы лишь в том, — перебил Алекс, — что ни вы, ни Эльза не имеете права голоса на этом судне. — А потому я надеюсь, что больше не услышу от вас никаких высказываний, предложений или советов, — сказал он, сурово глядя на обоих немцев-пассажиров, — а также указаний, что я должен или чего не должен делать на собственном судне. Вам ясно?
Хельмут пожал плечами, Эльза вызывающе вскинула голову, а команда промолчала, прекрасно понимая: что бы они ни сказали, на решение капитана это не повлияет.
28
После напряженного спора Алекс отпустил всех кроме Джека и снова уединился с ним в каюте.
— Скажи, Джек, ты мне друг? — очень серьезно спросил Райли. — Я должен быть на сто процентов в тебе уверен, Джек. До мозга костей.
— Ты же знаешь, что да, — проворчал тот.
— Хоакин...
— Да, черт возьми! — угрюмо бросил он. — Конечно! И если ты еще раз спросишь об этом, я пошлю тебя в задницу.
— Ладно, ладно... — облегченно произнес Райли, примиряюще поднимая руку. — Я просто хотел быть уверенным.
— Скажи мне лучше, — потребовал Джек, закрывая тему, — куда и когда мы должны ее доставить?
— Завтра в восемь вечера, в президентский номер гостиницы «Эль-Минсах». Но прежде мне нужно, чтобы ты сделал кое-что еще.
— Я слушаю, — ответил Джек, скрестив руки на груди.
— Я хочу, чтобы ты незаметно от всех вышел на причал, сел в такси и доехал до британского консульства в Танжере, после чего позаботился о том, чтобы найденной Эльзой документ попал в руки консула, — сказал он, отдавая Джеку бумагу. — Затем ты вернешься на судно и будешь вести себя как ни в чем не бывало. Вопросы есть?
Галисиец покосился на Алекса, раздумывая: то ли капитан над ним смеется, то ли у него и впрямь поехала крыша.
Наконец, так и не склонившись ни к одному из вариантов, он лишь спросил:
— То есть как?
— Ты меня слышал, Джек. Я хочу, чтобы ты предупредил англичан о возможном нападении немцев на Портсмут. Но имей в виду, — погрозил он пальцем, — ни единого слова об аппарате «Энигма» или о том, как к нам попал этот документ. Просто передай им бумагу и предупреди, что это дело первостепенной важности — и не более того.
— Но... Ты же сам только что сказал... — пробормотал он, указывая пальцем в сторону двери.
— Ты удивляешься, почему я занял такую позицию? Черт возьми, Джек, подумай хоть немного. Мы собираемся подложить свинью весьма серьезным людям, которым есть что терять. А потому, чем меньше народу будет знать о наших планах, тем будет лучше. Я не хочу ставить под удар ни себя, ни вас только из-за того, что кто-то случайно сболтнет лишнее, сам того не желая. А кроме того, не забывай, наших немцев-пассажиров мы знаем не больше недели.
— Ты и вправду думаешь, что они могут нас предать?
— Нет, на самом деле я так не думаю. Но, как я уже сказал, я предпочитаю не рисковать. — Он положил руку другу на плечо. — Так ты сделаешь то, о чем я прошу? Ты должен действовать быстро и очень осторожно; помни, через два часа ты будешь нужен мне здесь, чтобы заняться ремонтом.
— Конечно. Постараюсь вернуться раньше, чем кто-нибудь заметит мое отсутствие, но... Скажи только одно: ты действительно собираешься продать «Энигму» Маршу?
— Естественно. Мы выполним условия договора, передадим ему аппарат и документацию, которую подняли с «Фобоса», в обмен на миллион долларов. Если я решил подложить свинью нацистской партии, это еще не значит, что я стал полным идиотом! — отчеканил он. — И то, что я говорил по этому поводу, я говорил совершенно серьезно: мы — контрабандисты и работаем за деньги. Чересчур щепетильным нет места в этом бизнесе, а если Союзникам нужна «Энигма», пусть сами покупают ее у Марша, это уже не наша проблема.
— Понятно, — протянул Джек, хотя, судя по его тону, он как раз мало что понял. — Итак, по поводу встречи с Маршем в «Эль-Минсахе»: мы с тобой пойдем туда одни или с кем-то еще?
— Ты вообще туда не пойдёшь, — ответил Алекс.
— Почему?
— Со мной пойдёт Марович.
Джек замолчал, пытаясь понять причину этого решения.
— Если возникнут проблемы, я предпочитаю, чтобы ты меня прикрывал, — пояснил Алекс прежде, чем Джек успел задать вопрос. — Ты же помнишь, что случилось на днях в той кофейне, и я бы не хотел повторения. Я буду чувствовать себя намного увереннее, если прикрывать мне спину будешь ты.