Наконец, видя, что угрожать бесполезно, он снял оружие с предохранителя и прицелился в лоб ближайшего легионера, уже готового ступить на палубу. По морским законам сам факт самовольного появления на чужом судне уже считается пиратством и капитан имел право защищаться любыми средствами.
Джек покрепче сжал рукоять пистолета и взвел курок. Он не лелеял особой надежды, что его услышат, но все же в последний раз громко предупредил:
— Клянусь Богом, первому, кто посмеет ступить на борт моего судна, я вышибу мозги!
И тут один из солдат, который казался настолько пьяным, что даже не мог идти сам, его волокли под руки двое товарищей, не обратив внимания на эту последнюю угрозу, неожиданно вырвался, обогнал сержанта, перелез через борт и, неловко спотыкаясь, двинулся по палубе навстречу Джеку.
Когда галисиец уже нажимал на спуск, легионер неожиданно взглянул на него. Его лицо, покрытое бесчисленными синяками, покраснело от гнева, а распухшие губы ехидно произнесли:
— Скажи мне только одно, Джек: с каких это пор это судно стало твоим?
33
Лежа на койке в своей каюте, голый по пояс, но все еще в брюках легионерской формы, которую он натянул вместо собственной одежды, капитан «Пингаррона» отдал себя в руки Эльзы и Жюли, которые взялись исполнять обязанности медсестер. Обе решительно принялись за лечение. Возмущенно ахая при виде бесчисленных синяков и рваных ран пациента, они промывали его раны, прикладывали лед к синякам и натирали тело мазью.
Осторожно перевязав палец, с которого был сорван ноготь, Эльза взяла Алекса за левую руку и внимательно осмотрела два вывихнутых пальца, торчащих под неестественными углами, тщательно их ощупав.
— К счастью, они не сломаны, — подвела она итог. — Но необходимо вправить их прямо сейчас.
Алекс посмотрел на нее здоровым глазом — на другом лежал пузырь со льдом — искренне любуясь, с какой наивной важностью эта девушка врачует его раны, как будто всю жизнь только этим и занималась.
— Ты уверена, что справишься? — спросил он.
— А разве здесь есть другой врач?
— Ты — ветеринар, — напомнил Райли. — Врач для животных.
— А какая разница? — удивилась она. — Люди, животные... Вывих есть вывих, и лечится он одинаково что у тех, что у других.
— Да. Но ты ветеринар.
— Лучше помолчи, хорошо? — заявила она, поворачиваясь к двери. — Хельмут, иди сюда скорее!
Физик тут же появился в дверях, с бинтами, нарезанными из простыни, в одной руке и бутылкой янтарной жидкости в другой.
— Нет!.. — запротестовал Алекс при виде этой картины. — Только не выдержанный ром!..
— У нас нет другого алкоголя, — заявила девушка. — А раны необходимо продезинфицировать. Хельмут, — обратилась она к другу своего отца, — мне нужно, чтобы ты и Жюли крепко его держали, пока я буду вправлять ему пальцы.
Услышав эти слова, капитан нахмурился.
— Не волнуйся, — сказала Эльза, крепко сжимая его мизинец. — Тебе не будет больно.
Убедившись, что ученый и француженка держат достаточно крепко, Она с силой дернула за вывихнутый палец, который отвратительно щелкнул, заставив Алекса вскрикнуть от боли; этот крик эхом разнесся по всему судну.
— Боже! — простонал он сквозь зубы, с трудом переведя дух. — Чертова лгунья!
Немка, весьма далекая от обиды или раскаяния, приготовилась сделать то же самое с его безымянным пальцем.
— Ну, не преувеличивай, — упрекнула она. — Ты — самый ноющий пациент, который мне когда-либо попадался.
— Это потому что я — единственный человек, которого ты...
Но прежде чем он успел закончить фразу, она повторила ту же процедуру с другим пальцем; кости щелкнули, и вывихнутая фаланга вернулась на место.
На этот раз Райли изо всех сил стиснул челюсти, чтобы не закричать, но все же не сумел сдержать стона, а по его щеке даже скатилась слеза.
— Можешь успокоиться, я уже закончила, — сообщила Эльза, довольно глядя на результат своих трудов. — Сейчас я наложу на пальцы тугую повязку, и уже через несколько дней ты сможешь нормально ими шевелить. А что касается ребер, — добавила она, кладя руку на забинтованную грудь Алекса, — то все не так плохо. Непохоже, что они сломаны, но подозреваю, трещины есть. К несчастью, я не смогу их вылечить, со временем они срастутся сами, но до тех пор, чтобы не было больно, советую не напрягаться, не кашлять, не смеяться и стараться дышать нечасто и неглубоко.
— Понятно... Вдохнуть и не дышать.
— Именно так, — произнесла Эльза без тени сарказма. — Что же касается других ран и синяков, то я не вижу здесь ничего особо серьезного, со временем они заживут и от них не останется ни следа. Хотя я бы не советовала смотреться в зеркало в ближайшие дни.
Алекс долго смотрел на нее, прежде чем спросить:
— А ты... Тебя все это развлекает, ведь так?
Прежде чем Эльза успела ответить, в каюту ворвался Джек; за ним следовал Сесар с «томсоном» в руке.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил Джек, обращаясь к прикованному к постели пациенту.
— А ты как думаешь? — отозвался тот, указывая на свои компрессы и повязки.
— Я услышал с палубы твои крики, — голос Джека звучал скорее раздраженно, нежели обеспокоенно. — Подумал, тебя здесь убивают.
— Мне тоже так показалось, — жалобно признался Алекс. — Кстати, как там наши «друзья»?
Джек провел рукой на затылку и посмотрел на Сесара.
— Нам не пришлось стрелять, уже хорошо, — ответил он. — Но я, хоть убей, не понимаю, какого черта ты подарил каждому по сотне долларов, и целых триста — этому сержанту Паракуэльосу? Это же его годовое жалованье!
— Уверяю тебя, — покачал головой Алекс, — когда я увидел их в дверях, я готов был заплатить в десять раз больше. — Они спасли мне жизнь.
— Ну ладно. Но я по-прежнему не понимаю, как тебя угораздило обратиться за помощью к ним. Почему ты не прислал того парнишку к нам?
Райли был чрезвычайно удивлен такой резкостью старого друга: видимо, тот был сильно обижен подобным недоверием.
— Это мне показалось более разумным.
— Более разумным? Ты шутишь? Просить о помощи человека, который до смерти тебя ненавидит, тебе показалось более разумным?
— Я вовсе не просил его меня спасать, — глубоко вздохнул Алекс и поморщился от боли. — Паренек рассказал ему, что видел, как мы с ним дрались в той чайной, и если они хотят свести со мной счеты, он за небольшое вознаграждение может показать им, где я скрываюсь вместе с другими республиканцами.
— Ты хочешь сказать, — спросила Жюли, — что на самом деле они собирались тебя избить?
— Скорее даже линчевать, — уточнил Алекс. — Но когда они увидели англичанина с командой магрибских головорезов, это возымело такой же эффект, как если бы к бочке пороха поднесли спичку.
— И когда они, — с искренним воодушевлением продолжил Хельмут, — увидели вас в столь жалком состоянии: привязанным к стулу, избитым и беспомощным, они передумали вас... ну, то есть, сводить с вами счеты, а вместо этого решили спасти и доставить сюда?
— На самом деле все очень просто, — Алекс потер кончики здоровых пальцев правой руки. — «Этот идол — дон Дублон», как выразился один поэт-классик. — Я объяснил, что с его стороны было бы бесчестно сводить счеты, когда противник находится в беспомощном состоянии, это опорочит доблесть Иностранного легиона, после чего дал ему слово, что, когда поправлюсь, непременно вернусь, и тогда мы сможем прояснить все наши разногласия. А кроме того, можете ли вы представить себе лучшую охрану, чем дюжина легионеров?
— Я по-прежнему не понимаю, — допытывался Джек, — почему ты не отправил мальчишку сюда?
Алекс с трудом поднял голову.
— Объясняю. Я находился в подвале, привязанный к стулу, и понятия не имел, что с вами сталось. Вас могли повязать так же, как и меня. Черт возьми, я же до сих пор не знаю, что случилось с Маровичем, и это не даёт мне покоя.