— Убийцы-профессионалы, похоже, из МИ-6.
На сей раз немец надолго замолчал.
— Вильгельм! — окликнув Марш, думая, будто что-то случилось на линии. — Ты меня слышишь?
— Так ты говоришь, — озабоченно протянул немец, — они из британской секретной службы?
Уроженец Майорки не торопился с ответом.
— Что происходит, Вильгельм? Ты ведь знаешь что-то еще, о чем мне неизвестно, да?
Если бы не постоянные помехи на линии, Хуан Марш мог бы оглохнуть от громогласного хохота адмирала Канариса.
— Конечно, друг мой, — ответил шеф абвера. — Но в этом деле слишком много такого, о чем я и сам не знаю... слишком много. Хотя даже тем немногим, что мне известно, мне бы не хотелось делиться с тобой.
Банкир был слишком тертым калачом, чтобы обидеться на подобное высказывание, которое, в конце концов, было не более чем констатацией факта. Тем не менее, он пришел к выводу, что в любом случае ничего не теряет. Как бы то ни было, а информация — это власть.
— Брось, Вильгельм! Ты же знаешь, что можешь мне полностью доверять.
Новый приступ хохота был оглушителен.
— ... сказала лиса курице, — весело закончил Канарис.
Хуан Марш, со своей стороны, тоже не удержался от смеха. Когда же он решил вновь вернуться к прежней теме разговора, Канарис, к его удивлению, принял самый серьезный и отстраненный тон.
— Я мало что могу тебе рассказать, — произнес он. — Но подозреваю, что за этими ребятами стоит британское правительство.
— Им нужна «Энигма»? — спросил Марш, изо всех сил стараясь казаться невозмутимым.
Собеседник надолго замолчал; лишь были слышны помехи на линии.
— Возможно... — наконец последовал загадочный ответ. — А может быть, и нет.
Прежде чем задать следующий вопрос, Хуан Марш попытался сложить одно с другим, пытаясь найти собственное объяснение.
— На «Фобосе» было что-то еще, ведь так? — спросил он под конец.
На этот раз в голосе Канариса прозвучало искреннее восхищение.
— Ты весьма проницателен, друг мой, — признался он. — Но я не могу сказать тебе большего. Я стараюсь любой ценой предотвратить катастрофу. Но вот чего я никак не ожидал — что британцы проявят интерес к этому делу.
— Прости, Вильгельм, но я чего-то не улавливаю.
В Берлине, на другом конце провода, немец фыркнул в трубку.
— Возможно, те водолазы, которых ты нанял, обнаружили какие-то сведения о некоей военной операции огромной важности, запланированной самим фюрером. Это крайне секретная операция, о которой мне приказано напрочь забыть.
— И почему же тебе приказано это сделать? — спросил Марш, искренне удивленный. — Ведь ты — глава армейской тайной службы. Как такое возможно, что военную операцию держат в тайне от тебя?
Канарис снова фыркнул на другом конце провода. Его вполне понятное нежелание делиться информацией не устояло перед внутренним побуждением кому-то выговориться.
— Это может означать лишь одно: им известно, что я против этой операции. Но, судя по тому, как мало мне удалось об этом узнать, у них не было причин для беспокойства. Полагаю, дело в том, что твои водолазы, — добавил он, немного подумав, — наткнулись на «Фобосе» на какую-то информацию об этой операции и попытались продать ее британцам у тебя за спиной. Возможно, именно здесь и кроется причина того, почему британцы пытаются их убить.
Хуану Маршу потребовалось несколько минут, чтобы примириться с этим предположением.
— Ох уж этот чертов американец!.. — прорычал он, крепче стиснув телефонную трубку. — Не думал я, что он настолько глуп, чтобы снова перейти мне дорогу. Уж лучше пусть его убьют британцы, потому что, если он попадет ко мне в руки, я его...
— Минуточку, Хуан, — перебил Канарис. — Так ты говоришь, начальник подводной экспедиции — американец? Из Соединённых Штатов?
— Из Бостона, насколько мне известно, — уточнил Марш. — А какое это имеет значение?
Уроженец Майорки услышал тяжелый вздох Канариса.
— Возможно, очень большое, друг мой, — ответил он. — Возможно, очень даже большое.
— Что-то ты сегодня все время говоришь загадками, — проворчал Марш. — Может быть, объяснишь, что ты хочешь этим сказать?
— Я уже предупредил, что не могу тебе многого рассказать. Но, возможно, этот человек сыграет ключевую роль в деле.
— Ты шутишь?
— Как знать... — протянул Канарис, как будто не услышав вопроса. — Возможно, американец сумеет сделать то, что не удалось мне.
— То есть... — выдохнул Марш, так и не закончив фразы.
— Он сможет спасти Германию от неизбежной гибели, — сухо ответил Канарис. — А возможно, и всю Европу. И даже весь мир.
39
Алекс и Кармен уже почти добрались до автобусной остановки, когда она тихо спросила, что он обо всем этом думает.
— Ты веришь этому адвокату?
Райли повернулся к ней, слегка удивленный вопросом.
— Я никому не верю, — ответил он на ходу. — Не верю адвокатам вообще и этому в частности.
— В таком случае, почему ты рассказал ему, куда мы направляемся?
— А я и не рассказал, — ответил Алекс.
— Что ты хочешь этим сказать?..
— Уж не думаешь ли ты, что я сказал ему правду? Это была лишь разумная предосторожность на тот случай, если в тиши кабинета ему придет в голову, что неплохо будет убрать меня с дороги и лично передать устройство Маршу.
Кармен искоса посмотрела на фигуру в белом, идущую рядом с ней, прикидываясь немощной старушонкой ростом метр восемьдесят.
— Но если бы он действительно этого хотел — почему он тогда не согласился оставить у себя устройство, когда ты это ему предложил? — возразила она.
— Возможно, потому, что ему нечем было мне заплатить? — предположил Алекс. — Уверяю тебя, у него нет таких денег.
— Понятно... — задумчиво протянула она. — Ну, а мне ты собираешься сказать, куда мы на самом деле едем, или тоже не доверяешь?
Словно подброшенный невидимой пружиной, Райли резко повернулся к ней, опираясь на трость, и встал у нее на пути.
— Что ты делаешь? — возмутилась Кармен. — Ты же привлекаешь внимание!
— Повторяю в последний раз, — прошипел Алекс, толкая ее к стене и пожирая горящими глазами. — Я сожалею о том, что произошло, и понимаю, что ты осталась без куска хлеба, зато оказалась вовлечена в серьезные неприятности, и за все это я в какой-то мере несу ответственность. Тем не менее, ситуация такова, какова она есть, нравится тебе это или нет, — произнес он, склоняясь к самому ее лицу. — И можешь мне поверить, что лучший для тебя вариант — уехать вместе со мной на следующей неделе, что бы ты ни думала по этому поводу. Так что либо ты мне доверяешь, как я доверял тебе, и перестаешь пилить меня каждые десять минут, или можешь отправляться своей дорогой, поскольку у меня уже нет сил выслушивать твои бесконечные упреки.
Алекс закончил свой горячий монолог и ждал ответа Кармен. Она бросила взгляд на улочку, по которой они только что прошли, прикидывая, не поступить ли ей по-своему: не вернуться ли назад и не использовать ли многочисленные связи, имевшиеся у нее в Танжере, чтобы ей помогли выбраться из этой чертовой передряги с мешаниной секретных агентов, затонувших кораблей, таинственных приборов и наемных убийц, в которую ее втянули меньше двенадцати часов назад. Этот запутанный клубок привел ее к тому, что ей приходится покидать свой дом, город, бросать всё, что придавало смысл ее жизни на протяжении последнего десятка лет.
— Если я пойду с тобой, — сказала она, глядя своими черными глазами в его кошачьи, желтые, — я больше не буду Кармен Дебаж, самой желанной и восхитительной женщиной африканского побережья, а стану всего лишь беженкой в охваченном войной мире. Неужели ты этого не понимаешь? Если я сейчас уеду, — произнесла она, указывая в сторону нескольких пыльных автобусов, чьи маршруты были написаны на французском, испанском и арабском языках, и чувствуя, как в горле у нее застревает комок, — я потеряю все.
И тогда, наплевав на здравый смысл и благоразумие, Алекс схватил Кармен за плечи, крепко обнял и, не обращая внимания на паранджу, разделяющую их, поцеловал ее в губы прямо через грубую ткань. Ему было до лампочки, что своим возмутительно-скандальным поступком он привлечет внимание всех мужчин, женщин и других живых существ на сто метров окрест.