— Но... как? — выдохнул он наконец. — Откуда он взялся?
Безответные вопросы метались в голове Алекса так быстро, что озвучить их не было никакой возможности.
Он все не мог понять, откуда они могли здесь взяться. Как им удалось их найти среди бескрайних просторов Атлантического океана? Как они смогли оказаться здесь так вовремя, а главное — почему? Почему они ослушались его приказа держать курс к Азорским островам? Чтобы их спасти? Ценой собственной жизни?
— Ты их видишь? — спросил он у Джека, уверенный — тот поймет, что он имеет в виду. Голос Райли дрожал от холода и отчаяния. — Хоть кого-нибудь?..
Несмотря на яростный огонь, охвативший корабль, с их позиции трудно было разглядеть хоть что-нибудь, кроме пляшущих черных теней и оранжевых отблесков на воде. Вот покосившаяся надстройка корсарского корабля, сейчас похожая на уходящую под воду Пизанскую башню. А позади нее — «Пингаррон», горящий, словно похоронная ладья вождя викингов. Только на сей раз вождь не покоился на своем плавучем погребальном костре, а, содрогаясь, наблюдал за ним из воды.
— Может, они успели попрыгать за борт? — без особой надежды прошептал Джек.
— Может быть, — ответил Алекс, отчаянно шаря глазами вокруг, надеясь заметить хоть что-нибудь на поверхности воды. Но там никого не было.
Оба прекрасно знали, что если даже «Деймосу» нанесен непоправимый урон, то скромный «Пингаррон», в несколько раз меньший, хотя и держался на плаву, несмотря на охватившее его пламя, наверняка получил серьезные пробоины ниже ватерлинии. Как и немецкий корабль, их верный каботажный сухогруз, теперь смертельно раненный, завершал свой последний рейс.
Скорее интуитивно, чем глазами, они видели оба корабля, обрамленные языками пламени, порожденными «Пингарроном», и какие-то тени, прыгающие с надстройки «Деймоса», пока еще торчавшей над водой. А потом послышался плеск и голоса, молящие о помощи, или о чем там еще просили тонущие немцы. Но ни одна тень, ни один силуэт не покинул «Пингаррон». Ни криков, ни каких бы то ни было знаков, указывающих, что на борту оставался кто-то живой.
Дрожь пробежала по телу Райли, когда он увидел, как его корабль начал лениво заваливаться на нос.
Алекс знал, что этого следовало ожидать, но быть свидетелем гибели родного судна мучительно и невыносимо тоскливо.
Десять минут спустя самая высокая антенна «Деймоса» исчезла под водой, не оставив даже следа от проклятого корабля и его экипажа. Лишь слышались приглушенные стоны кого-то из уцелевших. Человек барахтался в воде без спасательного жилета, и не было сомнений, что скоро он замолчит навсегда.
Выгоревший дотла «Пингаррон», напротив, каким-то чудом еще держался на плаву. Вода уже затопила трюмы и теперь плескалась чуть ниже пары метров от края бортов, и лишь образовавшимися между шпангоутами воздушными пузырями можно было объяснить, что корабль, вопреки всему, оставался на поверхности моря.
Но вовсе не его судьба по-настоящему беспокоила Райли.
Из последних сил они с Джеком добрались вплавь до обгоревшего корабля и теперь окликали по имени членов своей команды. Но лишь мертвая тишина была им ответом.
Ни Джек, ни Алекс не могли забраться на корабль. У них не было для этого ни веревок, ни трапа, да и сил, чтобы хотя бы попробовать залезть, уже не осталось, а когда планширь неизбежно идущего ко дну судна опустится достаточно низко, это будет уже неважно.
Хотя, подумалось Алексу, к тому времени, как это случится, они оба превратятся в замёрзшие ледяные глыбы.
— Джек! — окликнул он, ища взглядом своего друга. — Где... ты?..
Его тело, замерзшее и окостеневшее, теперь было лишь мертвым грузом, тянувшим его ко дну, а застывшие лицевые мускулы, от век до языка, превратили лицо в гротескную синюю маску.
Ценой титанических усилий он исторгнул из себя лишь жалкий хрип; произнести хоть слово, даже шепотом, оказалось невозможным.
С трудом Райли повернул голову в сторону своего верного товарища — и увидел перед собой лишь его неподвижное тело; раскинув руки, оно покачивалось в воде, устремив к звездам неподвижный взгляд.
Он хотел окликнуть его, назвать по имени, словно имя Джека было волшебной формулой, способной заставить его сердце снова забиться. Но не мог даже шевельнуть губами.
Наконец, ему удалось открыть рот, но оттуда не вырвалось ни единого звука — даже слабого шепота.
Ему хотелось плакать, но было так холодно, что даже слезы замерзали на щеках.
Он один выжил в этой безумной авантюре, куда втянул всех, кто ему доверял, и привел их к трагическому концу.