Что-то было явно не так с психикой у местного главаря. Пока я жил в городе Хастров, под малым древом, мне рассказывали о том, как Народ Чести отстаивал свой росток, как лезли из земли черви размером с грузовой состав монорельса; как тысячи маток несли свои тела, чтобы отложить яйца и выпустить стаи рабочих особей для сжирания корней. Всем этим управляли сильнейшие наездники с иной стороны Восхождения. На мой взгляд, изгой был не в курсе, что это такое, и ему явно пообещали помощь, которую оказывать не собирались.
— Мужик! У тебя, похоже, проблемы с самооценкой. Либо родители где-то ошиблись, когда тебя делали или когда воспитывали, хотя вряд это процесс воспитания. Что ты им пообещал? Золотую руну? Они живут на небе, им твоё дерево не светило.
— Ты рожден собакой, воспитан собакой и создан, чтобы лизать ноги, — меня слегка потрясли за голову, придавая значимости словам.
Общаться не хотелось. Тысячи погибших для того, чтобы высадить в палисадник малое игг-древо? Штука полезная, но жадность и гордыня сгубила сотни цивилизаций. Я даже рассмеялся. Всё оказалось очень просто. Шайка бандитов, мечтающих о величии, перебила кучу народа для того, чтобы вырастить себе светящееся растение. Цай всегда говорил, что у любой правды может быть много слоёв. Вот только не думаю, что для помощников с неба есть что-то интересное у этих свихнувшихся бродяг. Главари изгоев наверняка думают, что смогут легко рассчитаться с пришельцами, например, золотыми рунами, которые выдаст Наблюдатель за выращивания дерева, и продолжат быть великими властелинами. Не могу объяснить, но мне кажется, что всё будет иначе, и небесные ребята пришли не за этим, а почистить территорию для будущей посадки — чем не повод выселить соседей? Не надо искать чего-то загадочного, там где есть обычная жадность и деньги.
Мне опять вздернули голову, ухватив за волосы:
— Что тут смешного?
— То, что позволено грязному медведю со свалявшейся шерстью, не позволено гордому тигру, летящему высоко в небе.
Главарь наверняка знал этот стих, и по бешеному шипению я понял, что, когда ему произносили отрывок из поэмы честнейших, обстоятельства были не столь приятными. Я не стал ничего пояснять, оставив всё на усмотрение его фантазии. У меня перед глазами всплывали тысячи погибших людей, выжженные в поселении, мой громила с оторванной рукой, без малейшего сожаления пытающийся активировать Смертник. Было ещё и одно «но». Я им для чего-то был нужен. Специально наговорил гадостей. Если обдолбанные бродяги не порвали меня за такое сразу — значит, не станут этого делать и потом, потому что нельзя. Меня ловили не для того, чтобы притащить в шатёр и прибить.
Выдержав паузу, мне грозно сказали:
— Твоя девка у нас. Тебе нужно будет сходить в одно место, принести мне одну вещь, и я тебя и твою рыбу отпущу. У неё всё хорошо. Пока хорошо, но может быть плохо. Очень плохо. Подумай, — главарь развернулся и вышел из шатра, уводя всю свиту, а через пару минут внутрь затолкнули Склизкую. В общих чертах всё было в порядке.
Увидев меня, рыбообразная пыталась ощупать меня всего и сразу, охая над каждой царапиной, а я прошептал:
— Поцелуй меня. В щёку целуй! Соображай давай, — рулил я нежностями.
По замершей Склизкой понял, что переданный микрокриптор перешёл к ней и прилип где-то на лице, а она получила доступ, но соображала моя рыбка отлично и открывать экстрамерность не стала, а картинно бросилась на шею и тихо причитала на Едином и языке Народа Воды. Наверняка есть слухач, но здесь скорее всего отсутствует аудиоконтроль, и если не понять сразу, то потом восстановить не удастся. Мы обсуждали, как всё будет хорошо, когда я принесу некую штуку, и нас отпустят. Всё, как хотели услышать изгои. Я шепнул на Глобише:
— Утром будь как можно дальше от меня. Лучше в воде или в яме, — а потом, не меняя интонации, продолжил обсуждать, как мы, такие весёлые и свободные, станем гулять по лесам и плавать по рекам.
Сомневаться в том, что нас убьют, как только мы выполним задание, не приходилось. Чтобы убрать лишние глаза, здесь уничтожали аборигенов сотнями не задумываясь. Возможно, мне сохранят жизнь, но только если нужно будет это нечто отнести обратно. Других вариантов не было, убежать мне не дадут, а у Склизкой имелся шанс. В последний момент, когда уводили рыбообразную, она шепнула:
— Я тебя буду ждать. Я знаю. Ты вернешься из ада, чтобы стать ангелом и обрушиться с небес и убить их всех.
Её дёрнули и слегка пихнули к выходу. На «вы» не говорили, но сделали это демонстративно, без применения силы, показывая, что всё может поменяться, и это зависит от моей благоразумности.