Впрочем, никого из людей Уайтсноу не интересовала их беседа. Они, за исключением Тью и Риччи, были заняты куда более интересным делом – мародерством.
– Не все, – поправил ее испанец. И впервые посмотрел прямо на Риччи.
Она, вероятно, выдала себя тем, что слишком внимательно следила за их разговором.
– Почти все, – бросила Уайтсноу, даже не взглянув на нее. – Поскольку ваш корабль никоим образом нельзя назвать достойной добычей, а я обещала своим людям именно такую, придется вам указать нам новую мишень.
– Хотите, чтобы я показал вам дорогу в Эльдорадо? – хмыкнул он.
На последнем слове Тью насторожился и принялся рыскать взглядам по их лицам, но, к своему разочарованию, он не мог усилием воли начать понимать испанский. Как Риччи, которая не помнила, чтобы учила какой-нибудь язык.
Она заметила, что для понимания фраз ей необходимо смотреть на собеседника, хотя бы краем глаза, и сосредоточиться на нем, иначе слова превращались в невнятную путаницу звуков. Только в последнее время она начала различать отдельные, простые и часто употребительные слова в потоке. Риччи хотела бы узнать, сработает ли это с текстом, но на корабле не были ни библиотеки, ни газет, и едва ли кто-нибудь, кроме Уайтсноу, умел писать.
– Я знаю, что Эльдорадо не существует, – ответила капитан. – Но я и не требую его. Нам достаточно будет каравана с золотом.
– Почти все золото с приисков, добытое в этом году, досталось капитану Айришу, – сказал Фареска.
Уайтсноу разразилась краткой, но очень энергичной и эмоциональной тирадой в адрес опередившего ее ирландца. Риччи понимала больше половины слов, но не смысл составленных из них конструкций, хотя общий посыл читался однозначно. Ругалась капитан так же искусно, как и делала все остальное.
– Ладно, – сказала она через несколько минут, облегчив душу. – Потом выясним, что вы можете нам сообщить. Хоть что-то же должны вы знать. Отведите нашего «гостя» в трюм, мистер Тью, – перешла она на английский снова. – А мы пока подберем объедки за Айришем.
Тью сделал шаг к испанцу.
– Нет, – вдруг покачал головой тот. – Если вы хотите узнать от меня то, что я знаю о торговых путях и золотых приисках моей страны, вы берете меня в команду и даете мне долю добычу. Даже Иуда получил свои тридцать серебряников.
Он сказал это на ломаном английском, так что его понял даже Тью.
– Эй, капитан, этот выродок хочет в нашу команду! – воскликнул он.
– Я его поняла, – кивнула Уайтсноу.
– Да он замочил двоих наших парней!
– Ну, это аргумент скорее в его пользу, – парировала капитан. – Других выживших, как видишь, нет, а нам нужен новый источник сведений.
– Так выбьем их из него! Все испанцы – слабаки и трусы!
Фареска нахмурился и прикусил губу.
– Не все, – хмыкнула Уайтсноу. – Хотя, к нашему счастью, многие. Но он принесет нам присягу – так будет вернее.
– А если он что-то задумал?
– Я буду за ним следить, – пообещала капитан.
– И я, – буркнул Тью. – Так будет вернее.
***
Остаток дня они перетаскивали с галеона на «Ночь» все, что имело какую-то ценность. Такого нашлось немного – команда Айриша более многочисленна и не менее жадна.
Погрузкой руководили Риччи с Тью, так как капитан с их новым «товарищем» засели в рубке с ворохом карт. Риччи предпочла бы провести время с ними, а не торчать под палящим солнцем, но ее не позвали.
Матросы слушались Риччи не слишком охотно, но пока ее поддерживал авторитет Уайтсноу, а на поясе у нее висела сабля, они ей подчинялись.
– Снимем еще пушки и затопим эту громаду, – сказал Тью.
– Почему мы не захватим его и не приведем в порт? – спросила Риччи. – Можно было бы продать его.
Ей было жаль отправлять ко дну такое огромное и величественное творение человеческих рук.
– Шутишь? – поразился Тью. – Кому нужна такая штука? Она большая, неповоротливая, и не во всякий порт еще войдет, не то, что наша красавица «Ночь». Нам его до Сент-Джонса не довести.
Риччи согласилась, но чувство сожаления не покидало ее все время, что высокие мачты медленно погружались под воду.
***
Уайтсноу назначила Фареску штурманом. Все возражения Тью она пресекла одной фразой: «Зато теперь мы будем точно знать, где наше место на карте».
Не то, чтобы Риччи беспокоилась за свое положение – оно было шатким и до появления Фарески – или испытывала ненависть к испанцам, но она чуяла в нем какую-то неявную угрозу, и потому не пыталась сблизиться с ним.
Но следующим утром он сам пришел на их с Уайтсноу тренировку. Никто никогда не интересовался их уроками, и Риччи привыкла, что капитан ставит ей руку – перед тем, как разделать под орех – с глазу на глаз. Но они никому не запрещали приходить на палубу в то же время, так что ей пришлось терпеть его присутствие.
По крайней мере, он молчал. Но даже одного взгляда, ловящего каждое ее движение, хватало для того, чтобы Риччи постоянно отвлекалась и ошибалась.
– От тебя сегодня никакого толку, – заметила Уайтсноу менее, чем через полчаса.
– Извините, капитан, – сказала Риччи. Она надеялась, что Фареска не придет вечером, дав ей возможность реабилитироваться.
– Она не похожа на достойного противника, – резко произнес испанец, поднимаясь, и Риччи отметила, что свой меч он принес с собой. Впрочем, это еще ничего не значило, он никогда не расставался с оружием, как и большинство пиратов. – Хотите размяться со мной, капитан?
Риччи задохнулась от его наглости, но Уайтсноу только усмехнулась.
– А ты уже оправился, как я погляжу, – сказала она, снова становясь в боевую позицию. – Начинай, если не боишься.
Риччи подобрала саблю и уселась у стены. Она собиралась с удовольствием похлопать капитану и не ожидала, что схватка затянется надолго.
Но бой занял гораздо больше времени, чем Риччи предполагала.
Еще на первых минутах он сумел распороть Уайтсноу рукав – подобное ни разу не удалось Риччи. Еще через пять минут он, отбив выпад, удачно атаковал – и оставил капитану длинный порез на бедре. Та раздраженно охнула, и Риччи поняла, что на этот раз тканью не обошлось.
– До первой крови, капитан? – спросил Фареска, явно собираясь объявить себя победителем.
– Продолжаем, – бросила Уайтсноу.
«Рано радуешься», – мысленно осадила Риччи испанца.
Но не прошло и десяти минут, как сабля капитана полетела на палубу. Риччи не могла поверить своим глазам.
– Поздравляю, штурман, – сказала Уайтсноу с кислым лицом. – Надеюсь, против своих соотечественников вы будете сражаться так же победоносно.
Лицо Фарески дрогнуло, как у всякого человека, получившего меткую шпильку в свой адрес и не способного ответить, но он молча поклонился.
***
Чтобы восполнить запасы, им пришлось зайти в попутный порт. С моря берег казался сплошь живописной рощей, но Чарльстон оказался хмурым и пыльным городом.
Риччи успела привыкнуть к архаичному виду корабля и, как ей казалось, смирилась с тем, что судьба забросила ее в прошлое, но вид города вызвал у нее глухую тоску. Она никогда раньше не думала, что можно соскучиться по башням из бетона и стекла, по асфальтированным улицам и узким газонам с жесткой, словно пластиковой травой и обязательными табличками «Не ходить!».
Чтобы получить разрешение встать на рейд, капитану Уайтсноу пришлось долго беседовать с хмурым таможенником. Погрузка отняла целый день и с них содрали двойную цену за все нужные припасы.
Они собирались отправиться в путь с утренним отливом, и Риччи намеревалась выспаться как следует в отсутствии морской качки.
«Палуба. Ночь» – гласила записка на обрывке бумаги, лежащей на ее подушке.
Почерк был крупный, неровный и явно мужской. Больше послание ничего не проясняло. Оставалось только подняться наверх, благо уже стемнело, и на месте выяснить, кто ждет ее и зачем.
Прихватив саблю, она прошла сквозь тихий полупустой кубрик.
Фареска ожидал ее, сидя на фальшборте. У него был сосредоточенный и угрожающий вид, и Риччи не стала обольщаться насчет того, что красавчик-испанец позвал ее на свидание.