Суть не в типе судна и не в количестве пиратов на нём, суть в разбойничьей натуре этих людей. Оксфордский словарь даёт объяснение слову «pirat» — «морской разбойник, вор, персона, которая нарушает закон, вторгается в права других».
Мы зашли на рейд Фритауна вечером, в светлое время. Отдали якорь в обычном месте. Экипаж приготовил всё необходимое для предстоящей утром выгрузки. Погода была хорошей. Штурмана продолжали нести вахту, как на ходу, по 4 часа. На палубе вахту нёс матрос, который периодически делал обход по судну от носа до кормы. Мы заходили во Фритаун уже несколько раз, и никаких приключений во время стоянок на рейде не имели. В 4 часа утра на вахту заступил старший помощник капитана Володько. Он занимался на мостике старпомовской писаниной, а в 5 часов послал матроса поднимать камбузника. Сам он вышел на промысловую палубу. Слиповая часть и вся палуба были чисты, всё было разложено в порядке, да, собственно, на ней ничего обычно и не держали, кроме тралов.
И вдруг из-за борта на палубу вылез африканец. За ним появился второй. Володько на мгновение опешил от такой картины, но через секунду закричал на непрошеных визитёров и стал искать какой-нибудь ломик. Как назло, никакой палки, железяки или молотка рядом не оказалось, но зато в руках африканцев появились ножи…
Эдуард Алексеевич потом рассказывал: «Я не то что испугался, но понял, что безоружным ничего не сделаю, и стал медленно пятиться к трапу, ведущему на мостик. Оттуда можно было объявить тревогу. В это время «гости», поняв, что ничего не получится, быстро осмотрели палубу. Не заметив ничего особенного, один из них схватил свёрнутый технологический брезент, которым рыбмастера покрывали рыбу на палубе, бросил его за борт и сам сиганул вслед. И тут же пирога, стоявшая у борта, мелькнула в свете палубного освещения и исчезла в темноте».
В дальнейшем при стоянке на рейде вахтенный штурман держал при себе заряженную ракетницу, пожарные шланги были разнесены по палубе и готовы были дать мощную струю воды в приближающуюся пирогу. Несколько раз пироги без разрешения приставали к судну, и африканцы с обезьяньей ловкостью заскакивали к нам на борт, предлагая сменять дешёвый суррогат алкоголя на барракуду — любимую рыбу местных жителей. Не секрет, что некоторые наши моряки пытались спрятать перед заходом в порт несколько крупных рыб, а затем через иллюминатор сменять их на алкоголь из пироги. Поскольку это делалось обычно в тёмное время суток, то только после наказания одного молодого радиста за продажу рыбы (я написал приказ о списании его с судна, но этот приказ был для острастки, радист остался работать) такие случаи прекратились.
Была ещё одна попытка пироги подойти после полуночи, но после выстрела ракетой в её сторону она убралась восвояси. Известен случай, когда был атакован клайпедский МРТ, шедший с тралом недалеко от берега. Большая пирога с навесным мотором пыталась ночью высадить десант на траулер, и только после тревоги и гудков, подаваемых траулером, пирога отвалила. Если собрать вместе всех клайпедских капитанов, то они могли бы рассказать много подобных случаев. Это настоящее пиратство. И поэтому капитан каждого судна имел в сейфе — нет, не пистолет! — инструкцию ДСП (для служебного пользования) по борьбе с пиратством, где давались рекомендации, какие меры нужно предпринимать в тех или иных случаях, указывались пиратоопасные районы (в т. ч. и Сьерра-Леоне). К сожалению, в официальных капитанских отчётах за рейс никто из них не отражал подобных фактов, может быть, только информировали представителя КГБ, курирующего флот.
Мы снялись с промысла после обеда с расчётом утром быть в порту и начать выгрузку рыбы. Расчётное время подхода к бару реки Сьерра-Леоне было утром на вахте старпома. Поэтому перед снятием я показал старпому Каваляускасу точку на карте, где он должен был вызвать меня на мостик. Телефон зазвонил после 4 утра. Зная, что мы ещё не подошли к бару, я неспешно побрился, оделся, выпил чашку чая и затем поднялся на мостик. Тёплая тропическая ночь лениво заполняла нежной мягкостью рулевую рубку, слабо светились картушка гирокомпаса да несколько сигнальных лампочек на приборах. Поприветствовав вахту, я своим приходом прервал какую-то беседу или, как говорят моряки, травлю, которую старпом вёл с рулевым. (В общем-то Каваляускас был неплохим парнем, он любил поговорить с людьми, и чем-то напоминал мне Шаучюкенаса.) Обычно перед заходом в порт у всех поднималось настроение: будет отдых, будет какое-то разнообразие. И даже казалось, что у стального судна улучшалось самочувствие. Старпом уступил мне место у открытого окна по правому борту. Я сощурил глаза, не привыкшие после света в каюте к темноте, всматриваясь вперёд. И вдруг…