Примерно то же получилось и в этом креветочном рейсе, когда план был выполнен в последний день. И поэтому возвращение домой было радостным. Несмотря на то, что мой старпом Александр Иванович Смирнов заболел. Это можно было бы назвать нервным переутомлением или депрессией. Врача на борту не было. Мы возвращались группой судов без «Витаса». Поначалу моряки стали замечать некоторые странности у старпома, он стал иногда заговариваться. Затем в один день он зашёл ко мне в каюту и говорит: «Петр Демьянович, смотрите на мои глаза, — он пальцами растянул веки пошире, — они не реагируют на свет, зрачки не расширяются». Я понял, что с человеком плохо. Освободил его от вахты. Постоянно кто-то из моряков наблюдал за ним. Он выглядел совершенно здоровым, но с мозгом что-то случилось, какое-то тихое помешательство. Он был на японском фронте и получил там что-то вроде контузии. Тропическая жара, а до дома далеко. На траверзе Гибралтара мы связались по радио с черноморским танкером, получили консультацию врача, и оттуда нам перебросили медикаменты и шприц. Никто из экипажа никогда не делал уколов. Пришлось практиковаться мне самому. Пригласил Александра Ивановича к себе в каюту: «Ну, теперь не волнуйтесь, всё будет нормально. Снимем вашу болезнь, сделаем несколько уколов, и всё пройдёт». Прокипяченный шприц я заправил каким-то лекарством, старпом лег на диван, оголив ягодицы, и я первый раз в жизни сделал укол. Почему-то я был уверен, что игла должна быть такой острой, что сама войдет в плоть. Но не тут-то было. Кожа оказалась твёрдой. Я приложил острие иглы и стал давить на шприц, надеясь, что игла войдёт в тело, как в сливочное масло. Я давил на иглу, кожа под ней прогибалась, лекарственная жидкость из шприца каплями стекала в углубление от иглы, но эта проклятая игла не хотела влезать в ягодицу старпома. Кое-как она вошла, может быть, на 2–3 мм под кожу, я нажал на головку шприца, выдавливая лекарство и надеясь, что что-то попало в тело. Бедный Александр Иванович! Я думаю, ему было очень больно, но он так хотел быть здоровым, что даже не пожаловался. «Конечно, теперь дело пойдет на поправку», — слукавил я, понимая, что лекарство не попало по назначению. На следующий день, приготовив шприц к работе, я думал, как всадить эту проклятую иглу в ягодицу. Если попытаться с разгона — будет ужасно больно, думал я. Как-то так получилось, скорее всего, со страха, что я двинул иглу чуть смелее, и вдруг она вошла в тело на один сантиметр. Я начал немножко давить, пытаясь продвинуть её еще поглубже, но старпом, несмотря на депрессию, застонал, и я ограничился этим сантиметром, чтобы выдавить из шприца половину лекарства под кожу, половину на ногу. При третьей попытке я уже чувствовал кое-какой опыт и с размаху, внутренне содрогаясь, всадил всю иголку. И испугался, что слишком глубоко. Игла была около 3 см длиной. Я решил, что это очень глубоко, так не должно быть. И, вытянув один сантиметр обратно, вдавил лекарство. На этот раз оно почти всё вошло вовнутрь, и я был доволен собой. В дальнейшем, делая ежедневно инъекции, я старался всадить иглу только на 2 см, не глубже. Не знаю, помогли ли эти уколы, скорее всего, нет, потому что изменений мы не видели.
Проходя мимо Франции, я запросил берег о возможности госпитализировать больного в инпорту, но оттуда приказали усилить наблюдение и продолжать следовать в Клайпеду.
Нужно сказать, что весь экипаж уважал Александра Ивановича. Он был очень общительный человек. Любил юмор, а его поговорка, когда рыбалка не клеилась — «На безрыбье и рак рыба, а на бесптичье — и попа соловей» — стала популярной среди моряков. Старпомом он был хорошим. Когда под конец рейса Михасько разрешил мне сходить на водолее «Медвегалис» в Дакар, я помню, как при возвращении через 2 дня приятно было слышать на совете слова начальника экспедиции: «Смотрите, 86-й — капитана нет, а старпом сработал лучше других судов». Это было так приятно для меня. Я был рад за старпома. И конечно, все моряки в дни его болезни старались говорить с ним, немножко отвлекая от каких-то странных мыслей. К приходу в Клайпеду у причала КПП, куда после рейса суда швартовались для проверки пограничниками и таможенниками, стояла автомашина «скорой помощи», и Александр Иванович вместе со встречающей его женой уехал на ней. Через два дня на борт судна приходит наш уважаемый старпом, улыбается абсолютно здоровый. Вот что значит хорошая жена! Она сумела вылечить его без всяких врачей. Мы были так рады. И в дальнейшем Смирнов ходил в море без всяких приключений со здоровьем.