Ослепленный этим своеобразным головным убором и задыхаясь под мягкими складками плаща, тот тщетно старался освободиться из-под своего покрывала. А Кастильян не мог прийти ему на выручку, так как сам едва успевал отбиваться от сыпавшихся на него ударов. Стараясь освободиться от плаща, Сирано нечаянно наткнулся больной ногой на угол табурета; боль была настолько сильна, что он зашатался и упал.
Но не успели бродяги, привыкшие больше к ножу и кулаку, чем к шпаге, броситься на своего ослабевшего противника, как тот с оружием в руках встретил их нападение.
Однако, несмотря на ловкость и умение артистически владеть шпагой, положение Бержерака было очень опасно Он сознавал, что ему придется, пожалуй, сдаться, — и эта мысль заставила его с таким жаром броситься на своих противников, что пораженные ужасом бандиты невольно отступили к дверям. Видя это, Бен-Жоэль схватил тяжелую дубовую скамейку и изо всей силы пустил ее в Бержерака, но удар, предназначенный поэту, попал в подвернувшегося Кастильяна; молодой человек зашатался и грохнулся на пол. Забыв свое обычное самообладание, Бержерак наклонился над своим раненым слугой. В это время в воздухе мелькнула вторая скамейка, но, не попав в Сирано, сломала и выбила у него из рук шпагу.
— Безоружен! Безоружен! Смерть ему! — кричали цыгане, направляясь к Бержераку.
В это время, быть может побуждаемая жалостью к беззащитному Сирано и желая его защитить, Зилла бросилась к нападающим, но как раз в этот момент на пороге комнаты появился Ринальдо. Заметив Бержерака, окруженного бандитами, он подбежал к поэту и, схватив руку Бен-Жоеля, грозно крикнул:
— Не трогать его! Прочь!
— Разве ты забыл наш сегодняшний уговор? Ведь он должен указать нам дорогу к охранителю того важного документа! — проговорил цыган, с недоумением глядя на непрошеного заступника, однако оставил Бержерака, а за ним медленно отступили к дверям и его достойные товарищи.
Между тем Кастильян мало-помалу пришел в себя и с помощью Бержерака поднялся со скользкого окровавленного пола.
— Вы свободны, можете идти! — вежливо проговорил Ринальдо, пытаясь изобразить улыбку на своем мрачном лице.
— Нельзя ли узнать причину вашей защиты, достопочтеннейший Ринальдо? — спросил Бержерак, теряясь в догадках об этом неожиданном и непонятном заступничестве.
— Я счастлив, что имел возможность оказать услугу одному из друзей графа же Лембра, — льстиво отвечал графский слуга.
«Гм! Здесь что-то неладно», — подумал Сирано.
— Эй вы, мерзавцы, если вы даете мне свободу в надежде найти другой, более благоприятный случай, то, предупреждаю вас, вы ошиблись, так как я при первой возможности постараюсь отблагодарить вас как следует за ваше сегодняшнее угощение! — обратился он к цыганам.
— Ну, Кастильян, обопрись на мою руку и идем! До свидания, Зилла! — и с этими словами Сирано гордо прошел мимо цыган, мрачно уступавших ему дорогу.
— Не подвернись я вовремя, и ты бы сделал страшную глупость, Бен-Жоэль! — проговорил Ринальдо, иронически улыбаясь вслед удалявшемуся Сирано.
— Рано или поздно, а он мне поплатится жизнью, — мрачно пробормотал цыган.
— Хорошо, бери его себе, когда мы перестанем нуждаться в нем. Не бойся, теперь ему не увернуться от нас: я держу его, словно жука, привязанного за ножку, — проговорил самодовольно Ринальдо.
На этом разговор двух друзей кончился, и, подобрав раненых, цыгане удалились. Зилла, оставшись одна, задумчиво посмотрела на следы посещения Сирано, выражавшиеся в хаотическом беспорядке, царившем в комнате.
XVII
На следующий день после описанного происшествия к дверям довольно приличной гостиницы, где жил Сирано, подошел какой-то хромой старик. Постояв некоторое время в нерешительности перед дверями гостиницы, он наконец переступил порог общего зала, помещавшегося в нижнем этаже.
Одет он был в потертый черный камзол, слишком короткие брюки, стянутые ремнем с болтавшимся на нем дорожным письменным прибором, и серые грубые чулки, сползавшие на большие неуклюжие башмаки, лишенные тесемок, без завязок. Из-под маленькой засаленной шапочки, еле прикрывавшей макушку, выбивались длинные седые волосы.
Этот костюм и вся фигура иностранца производили жалкое впечатление. Весь сгорбившись под тяжестью маленького узелка на плечах, он то и дело задыхался и багровел от душившего его кашля, заставлявшего вздрагивать всю его худую болезненную фигуру.