— Да, но…
— Прежде чем въехать на постоялый двор, я заверну тебя в свой плащ. Твое дело лишь стонать и охать. Я же уложу тебя в кровать и скажу, что нашел тебя умирающего на дороге и что необходимо позвать к тебе священника для напутствия тебя в вечность! — поспешно объяснил Ринальдо.
— Ага, понимаю! Кюре спешит к исполнению священных своих обязанностей… момент, и он уже будет готов?
— Нет, погоди минутку. Ты говоришь, что он силач?
— Да, дьявольская сила!
— Ну тогда ножи неуместны тут. Чего доброго промахнемся — и тогда пиши пропало. Необходимо в первый же момент его появления лишить его возможности кричать или сопротивляться. Впрочем… знаю. Я уж устрою все как следует Надо воздержаться от пролития крови, тем более что это может со временем разъясниться и доставить мне лишние неприятности и хлопоты, а в особенности было бы это неприятно здесь, где я думаю со временем поселиться!
— Ну, дело твое, устраивайся как знаешь!
Ровно в десять часов вечера друзья въехали в Сен-Сернин.
— Где же тут постоялый двор?
— На церковной площади.
— Ну это и слишком далеко, и вместе с тем уж очень близко. Очень далеко для людей, нуждающихся в ночлеге, и близко от дома кюре. Нет ли чего более подходящего?
Бен-Жоэль молча всматривался в ночную темноту.
— Гляди, видишь? — спросил он, указывая рукой на мигающий вдали огонек. — Это одинокая избушка на краю дороги. Заедем туда!
Ринальдо остановил лошадь и слез с седла приготовиться к предстоящей комедии.
Тщательно прикрыв цыгана своим плащом и взвалив его на лошадь, Ринальдо взял ее под уздцы и повел к светившемуся вдали огоньку.
Это была жалкая хижина, низкая, покосившаяся, с огромными щелями, зиявшими со всех сторон.
— Если вы добрые христиане, отворите, во имя Бога, отворите скорее! — крикнул Ринальдо, поспешно стуча в дверь.
Хозяин хижины был настолько беден, что не боялся ни ночных разбойников, ни воров, и потому, нисколько не испугавшись, поспешно отворил засов и вышел с лампой в руке за порог своей хижины.
— Чего вам?
— Пристанища на одну ночь! Я еду в Фужероль и вот с пол-лье отсюда нахожу этого несчастного, умирающего на дороге. Впустите нас, ради Христа, хоть на одну ночь!
— Войдите, — просто проговорил хозяин, помогая Ринальдо снять Бен-Жоеля с лошади и внести его в хижину.
Осторожно положенный на убогую кровать цыган испустил слабый стон.
— Он еще жив! Надо его спасти. Что с ним? Ранен он, что ли? — спросил хозяин.
— Нет, кажется, с ним случился удар. Лучше всего сходить за священником. Но нет ли у вас более удобной кровати? Я вознагражу вас за беспокойство.
— Нет. Не взыщите, сударь!
— Что ж делать! Спасибо и за эту. Я не забуду вашей услуги. Надо хоть подумать о душе этого несчастного.
— Да-да, вы правы, я сбегаю за священником.
— Пожалуйста. Только скорее, он совершенно слаб! — добавил Ринальдо, наклонясь над «умирающим».
Поселянин поспешно вышел.
— Боюсь, как бы мы уж, того, не махнули через край! — проговорил цыган, вскакивая со своего смертного одра.
— Ты думаешь?
— Не думаю, а убежден! Вот увидишь, эта образина будет защищать своего кюре! — проговорил Бен-Жоэль, указывая в сторону удалившегося хозяина.
— Ничего, мы найдем способ удалить его. Ложись и жди! Дело в том… — и он быстро сообщил ему свой план.
Сделав нужные приготовления, друзья успокоились. Скоро вдали раздались приближающиеся голоса.
— Клюнуло! Ну, товарищ, не выдай! — проговорил Ринальдо, оборачиваясь к цыгану, и, как бы сгорая от нетерпения, настежь открыл дверь, выходя к кюре навстречу.
— Ну что, как ваш больной? — спросил Жак.
— Молчит, совсем уже не шевелится, но, кажется, еще слышит; простите, отче, что я осмеливаюсь вас обеспокоить в такой поздний час!
— Ничего, ничего, лишь бы прийти вовремя! — ответил тот.
— Пожалуйте! А вас я попрошу: займитесь, пожалуйста, моей лошадью. Разнуздайте ее, напоите и поставьте, если можно, в ваш сарай, — обратился Ринальдо к поселянину, всовывая ему в руку золотую монету.
— Постараюсь, — ответил хозяин, пораженный щедростью путешественника.
Жак доверчиво вошел в избу и при тусклом свете лампы заметил в углу неподвижное тело умирающего.
Черные всклокоченные волосы ниспадали на верхнюю часть лица, плащ прикрывал подбородок и половину носа. Руки скрестились на груди и каждую минуту готовы были схватить свою жертву.
С трудом оглядевшись в комнате, Жак подошел к кровати и опустился на колени.