Все заняты разговорами. Никто не обращает внимания на него, ни на самолет.
Митя оставляет руку отца и исчезает.
Второй пассажир самолета, Гордеев, неловко мнется в стороне. Он так обязан комдиву за разрешение лететь, но он не осмеливается подойти поблагодарить его.
Его тоже провожают. Заместитель политрука Дроздюк дает ему последние наставления, пытливо осматривает его.
— Воротничок! — вдруг восклицает Дроздюк.
Впопыхах Гордеев позабыл пришить воротничок. Совсем приготовил — и забыл. Опять подведет отделение…
Но думать об этом уже поздно.
Дроздюк хотел бы посоветоваться с капитаном Соколиным, но тому не до него. Он вполголоса говорит что-то пилоту — должно быть, дает последние указания.
— Ну, Павел, — говорит комдив, — езжай… На большое дело едешь. Пиши, не забывай.
Он крепко обнимает старого друга. Дубов растроган.
Он прощается с женой, с Васей Штыбовым, передает приветы заводу.
— А Митька где? Где Митька? Всегда запропастится!
И все начинают искать Митьку. Даже комдив заглядывает в машину. Митьки нигде нет.
И тогда Гордеев извлекает из кабины воздушного зайца. Митька совсем расстроен. Не вышло. Не переплюнуть Степку Пенькова!
Отец, смеясь, поднимает его на руки, целует и ставит на землю.
Последний раз смотрит Саша Соколин на Галю. Какое-то предчувствие сжимает его сердце.
Галя смотрит вниз. Они стоит рядом: Саша любимый… и комдив Кондратов, Андрей Васильевич.
Шумит пропеллер… Лыжи легко скользят по земле.
Точка самолета становится все меньше. Наконец совсем исчезает. Курс — Дальний Восток.
Все разошлись. Только комдив и Соколин долго еще стоят на снежном поле и смотрят ввысь.
Потом они взглядывают друг на друга, молча пересекают поле, садятся в машину и молча едут через весь город, еще спящий крепким предутренним сном.
Глава вторая
Зимние инспекторские стрельбы назначены были на февраль. Галя все еще не возвратилась с Дальнего Востока.
Соколин целые дни проводил с батальоном. Он проверял каждого бойца, инструктировал лейтенантов и младших командиров. В ленинских комнатах рот по вечерам непрерывно шла стрельба дробинками по фашистам. Немало сложных механизмов сконструировали ротные изобретатели для проверки правильности прицела.
Стреляя с гордеевского станка, вспоминали о его изобретателе. Но Гордеев был потерян для дивизии. Слухи шли, что оставил его Дубов в своей полку. «Хлебы там печет», усмехались бойцы.
По ночам сидел Соколин над книгами, готовился к экзаменам.
Со стены глядело на него милое лицо. Озорные глаза под шлемом-беретом. Он отрывался от книг и долго смотрел на Галю.
Однажды он получил телеграмму. Из Комсомольска на Амуре. Из нового города.
В телеграмме было всего два слова. Два слова, которые относились только к капитану Соколину: «Целую Галя». «Целую Галя»…
Он не мог больше работать в этот вечер.
Он пошел в полковой клуб. Телеграмму, как талисман, спрятал в кармане гимнастерки.
В клубе было шумно. Старший лейтенант Меньшиков только что победил последнего соперника на бильярдном поле и искал новую жертву.
— Честь и место, капитан! — весело приветствовал он Соколина, вручая ему кий.
Соколин принял вызов, долго целился и первый же шар вложил в правый угол.
Вокруг захлопали.
— Ну, брат лейтенант, нашла коса на камень, — басовито засмеялся политрук Кириллов.
— Цыплят по осени считают, — в том же тоне ответил Меньшиков.
Большинство стояло все же за Меньшикова. Он был известный полковой чемпион, а Соколин играл редко и случайно.
Меньшиков долго целился, даже рисовал на столе воображаемые углы, играл дуплетами и действительно клал шары виртуозно.
Соколин играл любительски, но сегодня ему везло.
«Талисман помогает», внутренне улыбнулся он.
В самый разгар игры в клубе появился полковник Седых. Он подошел к столу, покручивая бороду, и сказал в сторону, ни к кому нс обращаясь:
— Меньшиков и Соколин, конечно, здесь. Инспекторские на носу, а они бильярдом увлекаются.
Веселые лица командиров сразу потускнели. Он всегда так, полковник Седых, — умел испортить настроение. Он никогда не обращался к помощникам своим по-товарищески. В полку его не любили, чуждались.
Игра была в последнем шаре.
Меньшиков мастерски разводил шары. Последний удар его был образцом бильярдного искусства. Через весь стол стремительно пронесся шар в с треском обрушился в лузу.