— Да, лица чем-то похожи, — напряг память Пиит, — но у офицера не было бороды, да и потом прошло много лет с той встречи. — Так или иначе, такое совпадение имени и фамилии крайняя редкость, — рассудил Сорви-голова. — Возможно, главарь шайки "Красная звезда" и "ваш" бородатый Барнетт — одно и то же лицо. — Да уж, типом он оказался крайне неприятным, — продолжил Логаан, — под стать моей жене. В этом смысле они были идеальной парой. И наверняка он был разбойником и злодеем, похитителем моего сына.
— Вашего сына похитили? — удивился Жан. — Сразу же после появления Лиз потребовала покинуть ее дом и вернуть ей сына. Дом и в самом деле принадлежал ей, но сына я отдавать категорически отказался. И законы Южно-Африканской Республики были на моей стороне. Лиз — подданная Великобритании, мы с сыном — граждане ЮАР. Забрать Стейса через суд она не могла. Мы переехали в дом моих родителей, а Лиз несолоно хлебавши отправилась вместе с Барнеттом в Наталь к ее родителям. Я немного успокоился, но оказалось, что рано. В одну из ночей месяца через два меня разбудил какой-то неясный шум в комнате сына, которая находилась рядом с моей. Я бросился туда, но в коридоре было темно, и меня там ждали. От сильного удара по голове я потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил комнату сына пустой. Его похитили, и я догадывался, чья это работа. Поиски ничего не дали. Адреса родителей Лиз в Натале я не знал. Она его тщательно скрывала от меня. И, видно, не напрасно. Я потерял следы сына на долгие восемь лет. Постепенно тоска по нему стала утихать. События в нашей стране развивались стремительно, и после разгрома рейда Джеймсона все уже открыто говорили о неизбежности новой войны. В мае 99 года в центральной публичной библиотеке открылась выставка картин Эйгера Строкера. Вместе с ним я представлял свой стихотворный сборник. Народу собралось много. Присутствовал даже министр образования и культуры. Пришли интеллигенты из буров и уитлендеров. Сначала Строкер показывал свои картины, затем я читал стихи из сборника. И почти сразу обратил внимание на юношу, не спускающего с меня взгляда. Сердце мое забилось, готовое вырваться из груди. Я узнал сына. Он сам подошел ко мне на фуршете: высокий, сильный, но с каким-то надменно-презрительным материнским выражением на тонкогубом лице. От него сквозило отчуждением. Это был чужой мне человек. И в словах его слышалось высокомерие. Сверхмерное самолюбие просматривалось в каждом жесте, в каждом взгляде. Стейс снисходительно принял от меня книгу стихов и небрежно засунул ее в карман военного френча. Я спросил его о матери и отчиме. Он отвечал односложно. Да, его мать жива и здорова. Живет в Натале. Барнетт принимал участие в рейде Джеймсона, попал в плен, но бежал сначала в Индию, а затем в Европу. От него пришло из Франции письмо, написанное где-то в апреле 98 года…
— Вне всяких сомнений — это он! — снова воскликнул Со-рви-голова, опять перебивая Логаана. — Он тогда шантажировал моего отца, доведя его до самоубийства, а потом со своей шайкой отправился за нами в Клондайк!
— Ну, тогда все встает на свои места, — сказал Пиит, — мы расстались с сыном в тот же вечер, и я ничего не знал о его судьбе вплоть до того недавнего боя, где он на ваших глазах упал с коня. Вы видели, что между нами состоялся неприятный разговор. И он касался моей второй жены Эльзы и нашего с ней сына. Через год после похищения я встретился с милой девушкой — дочерью горного мастера из буров. Мы полюбили друг друга и стали жить вместе. Эльза родила мне сына, которого я тоже очень люблю. Она была со мной на той выставке в библиотеке, и они со Стейсом познакомились. И я тогда уловил, что моя жена ему очень не понравилась. Скорее всего — это остатки детской ревности, но они, кажется, могут погубить мою семью. Я спросил Стейса, был ли он в Йоханнесбурге после его падения? Он ответил утвердительно и даже сказал, что видел Эльзу и своего брата. И затем добавил с легкой усмешкой, что они теперь спасены от превратностей войны: он помог отправить их в концлагерь… Логаан сделал паузу. И неяркий свет звезд блеснул в его глазах двумя слезинками.
— Какая подлость! — выговорил с трудом Жан.
— Я хочу убить Китченера, — вдруг твердым голосом произнес Логаан. А затем сильно и горячо схватил Жана за руку. — Вы поможете мне? — спросил он, в упор взглянув на молодого француза. Сорви-голова вначале опешил. Такое ему никогда не приходило в голову. Как добраться до английского главнокомандующего? Ведь его тщательно охраняют. Немыслимо. Невозможно такое предприятие. Это всего лишь эмоции. Логаан выпил, его душевная боль обострилась, но завтра утром пересилит здравый смысл.
— Я не пьян, — словно отвечая на мысли Жана, сказал Пиит. — У меня есть план, но без вашего участия он неосуществим. Он засунул руку в карман своей куртки и вытащил оттуда сложенный в несколько раз бумажный лист. Развернул его. Им оказалась газета. В тусклом отблеске костров Жан прочитал название "Стар". Логаан, напрягая зрение, а, скорее всего, уже наизусть прочел на первой полосе заинтересовавшую его заметку: "12 апреля сего года в связи с очередной годовщиной аннексии бывшей Южно-Африканской республики (Трансвааль) и вхождением ее в состав Британской империи, главнокомандующий нашими доблестными войсками лорд Горацио Герберт Китченер дает официальный прием в своей резиденции — правительственном дворце г. Претория". — Вы хотите, чтобы мы проникли на этот прием, — догадался Сорви-голова. — С вашими документами и в вашей английской форме можно вручить тот фальшивый план, который Поуперс отобрал у генерала Уотса, предварительно попросив индивидуальной аудиенции. Я спрячу под одеждой маленький револьвер и убью Китченера. Уж, поверьте, не промахнусь.
Поезд приближался к Претории. Он стал ходить от Витбанка всего две недели назад, когда вдоль полотна через каждые полторы тысячи ярдов были установлены блокгаузы, а между ними днем и ночью курсировали часовые. Пассажирами поезда из трех вагонов и паровоза были, в основном, английские офицеры, отправляющиеся на побывку из своих гарнизонов в районе Витбанка и возвращающиеся обратно. Поезд ходил всего раз в неделю, но все равно в вагонах оставались свободные места. Партизаны не давали захватчикам расслабиться, и отпуска офицеров были крайней редкостью. В этот прохладный, ветреный, осенний апрельский день средний вагон оказался полупустым. На скамейках расположились десятка два офицеров разных родов войск, которые образовали несколько групп. Кое-кто играл в карты, человек пять в углу откровенно выпивали, рассказывали друг другу анекдоты, при этом пьяно и заливисто хохоча. Несколько офицеров дремали, прислонившись головами к оконным стеклам, кое-где пробитым пулями и наскоро заклеенным замазкой. Поезд шел медленно, словно опасаясь внезапного нападения. Но почти за шесть часов хода от Витбанка до Претории на него никто не напал. Кое-кто из офицеров мужским взглядом обратил внимание на юную даму в обществе молодого капитана и майора средних лет. Они расположились отдельно в противоположном, совсем пустом углу вагона, возле бокового окна. Молодой капитан со светлыми усиками над верхней губой и дама в модной шляпке и элегантном платье из дорогого бархата сидели рядом, почти всю дорогу держась за руки, часто бросая друг на друга взгляды, полные нежности. Майор с худым удлиненным лицом занял противоположную скамейку. Он выглядел грустно и отрешенно смотрел в окно, где медленно один за другим проплывали бетонные блокгаузы на фоне низких пологих холмов, окружающих бывшую столицу Трансвааля, превращенную сейчас в резиденцию оккупационных английских властей. Над холмами, почти задевая их макушки, проносились, гонимые ветром, серые тучи, вот-вот готовые брызнуть мелким осенним дождем. Картина за окнами казалась тоскливой и безрадостной, очень схожая с душевным состоянием Пиита Логаана. Он понимал, что едет почти на верную смерть. Даже если он убьет Китченера, то вряд ли ему и его спутникам удастся выбраться из правительственного дворца. Пиит внутренне уже сожалел, что ввязал в эту явную авантюру Жана и его суженую. Собственно, Жориса сама потребовала взять ее с собой, когда Сорви-голова сообщил ей о плане убийства Китченера. Она категорически заявила, что одного Жана не отпустит. К тому же ее, женщину, на входе обыскать не посмеют, и она пронесет под лифом еще один револьвер, если Логаан вдруг промахнется или произойдет осечка. И последний аргумент, который привела Жориса: она внучка президента Крюгера и знает в правительственном дворце каждый уголок. Жан уже в который раз уступил напору своей супруги. Несколько дней ушло на приготовление. Стирались, сушились и гладились мундиры офицеров. Долго искали подходящее платье для Жорисы. Нельзя же было ее отпустить в мужском костюме.