— Приятно-то приятно, но борьба предстоит жестокая. И в том числе нам в Одессе. У Рейли здесь остались «сподвижники». И не для охоты на зайцев они получают оружие. Доставляют его главным образом морем, а в море... в море у нас пока прореха.
— А при чем Люстдорф? Зачем мы поедем в Люстдорф? — спросил Репьев.
— В Люстдорфе Антос Одноглазый высадил в прошлом месяце какого-то, по-видимому, крупного, агента, — я подозреваю, не этого ли Карпова. Это раз. И, мне думается, колонисты не такие уж мирные труженики, — это два. Кто-то из них убил пограничника и помог скрыться пассажиру Антоса, а кто — неизвестно.
— Неужели и немецкие колонисты связаны с разведкой Антанты? — удивился Репьев.
— Не только Антанты. Я предполагаю, они связаны и с германской разведкой.
— С германской? — удивился Репьев. — Есть данные?..
— Пока только догадки.
Никитин вынул из несгораемого шкафа и протянул Репьеву новую папку, на обложке которой значилось: «Справка о немецких колонистах».
— На-ка вот почитай, тоже без тебя получили.
Справка сообщала, что первые поселения немецких колонистов в России, в том числе и в бывшей Херсонской губернии, появились в конце XVIII века. Колонисты селились на так называемых свободных землях. Во второй половине XIX столетия германский канцлер Бисмарк создал специальную комиссию по колонизации, а с приходом к власти Вильгельма II германский генеральный штаб, разрабатывая планы войны против России, усиленно использовал немцев-колонистов для шпионажа и диверсий, в первую очередь в пограничных районах: в Прибалтике, в Польше, на Украине. Накануне 1914 года число немцев-колонистов в России достигло внушительной цифры — два миллиона человек.
— Полезная справка, — сказал Репьев.
— И я так думаю. — Никитин вынул еще одну папку. — А вот это мы сами на днях раскопали. — Председатель начал читать: — «Люстдорф — одна из многочисленных немецких колоний, расположенных вокруг Одессы. Архивные материалы Одесского жандармского управления подтверждают, что в 1913 году германский консул в Одессе тайно рассылал по всем немецким поселениям специальную анкету с вопросами. Ответы должны были дать военно-географическую характеристику Одесского района...» — Никитин пропустил несколько строк. — Дальше слушай: «Наибольший процент анкет заполнен в поселке Люстдорф, многие жители которого наряду с русским подданством, тайно от русских властей, оставались подданными Германии».
— Но ведь все это было до революции в Германии, — перебил Репьев.
— Правильно, до буржуазной революции, — ответил Никитин. — А вот это привез мне из Люстдорфа Кудряшев, — председатель передал Репьеву маленький листок бумаги.
— «Улица Средняя, дом № 12», — прочел Макар Фаддеевич.
— Теперь переверни, — подсказал Никитин. Репьев перевернул листок и увидел на обороте несколько цифр.
— Что за штука?
— Копия с одного из жестяных номерных знаков, прибитых у каждого люстдорфского дома.
— Это уж не шифр ли? Никитин рассмеялся:
— Я всегда говорил, что ты родился чекистом... Надо разузнать, что эти цифры означают, давно ли они написаны и нет ли таких письмен на других домах.
— Хитер мужик Федя! Как он до этого докопался? Легко ведь спугнуть.
— Случайно докопался. Этот дом сгорел. Кудряшев был на пожаре, машинально поднял железину и увидел цифры.
— И никто не заметил?
— Да как будто нет, он цифры записал дома, по памяти.
— Хитер мужик! — восхищенно повторил Репьев.
— С догадкой. Он там еще одну штуку придумал: тебе для новой работы должна будет пригодиться...
Никитин спрятал бумаги в несгораемый шкаф.
— Ты как, воду любишь?
— Воду или водку?
— Насчет водки я знаю, — улыбнулся председатель, — ее-то ты не пьешь.
— А потому хочу просить у тебя два литра спирта.
Макар Фаддеевич сообщил о просьбе профессора.
— Надо будет достать, — согласился Никитин,— завтра же достанем. Ну, а сейчас поехали...
...Потушив фары, старенький автомобиль выехал на Аркадийское шоссе. Только на крутых поворотах да перед знакомыми выбоинами шофер переключал на первую скорость.
Никитин любил быструю езду. Ощущение скорости, прохладный воздух, равномерное покачивание, урчание мотора — все это успокаивало и давало возможность полузакрыть глаза и дремать.
Репьев частенько ездил с Никитиным, но отнюдь не разделял его любви к быстрой езде, особенно ночью.
Крупные капли дождя ударялись о ветровое стекло. Небо темное, почти черное, казалось низким, и от этого все вокруг тоже было черным, настороженным.