Тем временем господа Локкарт и Нулланс собираются на тайное совещание у американского посла Френсиса. Три посла принимают новый вариант плана, разработанный Сиднеем Рейли.
28 августа в Москве должен открыться пленум Центрального Комитета РКП (б). Лучшего момента не придумать. Рейли предлагает арестовать весь состав большевистского ЦК — Советская Россия будет обезглавлена одним махом.
А в доме номер одиннадцать, на Большой Лубянке, Дзержинский инструктирует своих соратников. Голос председателя ВЧК звучит твердо, мысль ясна и отточена:
«Мы нанесем удар врагу в самое сердце!..» С волнением слушает Дзержинского Никитин. Он готов на бой, как и все.
Неожиданно для трех послов открытие пленума ЦК РКП (б) откладывается на девять дней.
31 августа главари заговора собрались на одной из своих конспиративных квартир, чтобы обсудить создавшееся положение. Вдруг распахнулись двери, и в квартиру вошли чекисты. Засада! Никитин обыскивает одного из дипломатов с холеным лицом. С каким ужасом смотрел этот прожженный шпион на молодого чекиста, бесцеремонно выворачивающего его карманы! У него даже язык отнялся. Слова не мог вымолвить.
Видел Никитин и арестованного чуть позже Каламатьяно. Из трости американского агента чекисты . извлекли списки шпионов, адреса и шифры...
Но Сиднея Рейли увидеть не пришлось. Рейли успел убежать, хотя во всех газетах и расклеенных по Москве извещениях ВЧК и сообщались его подробные приметы.
Случайная цепь разрозненных воспоминаний, сопоставлений — и вдруг неожиданный вывод... Никитин даже вскочил со стула. Как он раньше не подумал об этом! Ведь Сидней Рейли родился и вырос здесь, в Одессе, где долгое время жил его отец.
Никитин подошел к окну. Опять вернулся к столу.
Из Москвы Рейли бежал в Ригу, потом его видели на юге, в штабе Деникина. Не может быть, чтобы он не посетил при интервентах Одессу. А раз так, то здесь должны быть его дружки — тайные агенты. Надо снова допросить этого Чирикова...
Стук в дверь прервал размышления чекиста.
— Прибыл начальник погранпоста Люстдорф, — доложил Чумак.
— Пусть заходит!
Кудряшев тихо вошел в кабинет и, взглянув на Никитина, сразу понял, что тот явно не в духе.
— Слушаю вас, товарищ председатель!
Никитин встретил Кудряшева резко:
— Опять, значит, прошляпили? Красиво, очень красиво получилось! Человек ты вроде боевой, закалка у тебя пролетарская, а какую промашку допустил...
Никитин встал из-за стола и заходил из угла в угол.
Кудряшев впервые видел его в таком возбужденном состоянии и молчал. Он уже дважды просил откомандировать его обратно в 44-ю дивизию: «Не получится из меня чекист...»
И оттого, что Кудряшев молчал, Никитин рассердился еще больше:
— Может, ты принес третий рапорт? «Не могу работать, не умею»,— председатель почти зло посмотрел на пограничника. — Учиться надо, дорогой товарищ! Мы все, батенька, учимся. На то и большевики. Думаешь, мне легче?— Никитин сел за стол.— Никаких рапортов я больше от тебя не приму. Рассказывай, как случилось, что вы опять упустили Антоса...
Кудряшев сообщил все сведения о дерзком контрабандисте, которые ему удалось собрать.
— Так, говоришь, шхуну видел председатель поселкового Совета Фишер?.. — переспросил Никитин.— Не по душе мне эти колонисты. Я думаю, что кто-то из них убил красноармейца Самсонова и помог пройти Антосову пассажиру, а может, и укрыл его...
— Товарищ председатель, а не помогают ли Антосу рыбаки из артели Тургаенко с Тринадцатой станции? — высказал предположение Кудряшев. — Я слыхал, не по средствам живет Тургаенко, у него чуть ли не каждый вечер пьянка. Я бы его арестовал и допросил.
— Так сразу бы и арестовал! А какие у нас основания? Водка еще не улика... — Никитин что-то записал в блокнот. — Ну, теперь говори, какие у тебя неотложные просьбы, только без запроса.
Поняв, что председатель немного «отошел», Кудряшев осмелел:
— Товарищ Никитин, у меня народ совсем разут: на троих красноармейцев одна пара сапог. А ведь зима скоро. И главное — с оружием беда: на весь пост восемь винтовок. Еще бы штук десяток...
Кудряшев с тревогой наблюдал за выражением лица председателя: «Опять откажет. Наверняка откажет!»
— Еще что?
— Пулеметик бы...
— Пулеметик? Никитин помолчал.
— Насчет пулеметика и сапог не обещаю, а винтовками к зиме всех вооружим. У каждого будет винтовка... Так, говоришь, Тургаенко живет не по средствам?.. Какой это Тургаенко? Такой грязный, седые брови?..
Не постучав, в кабинет вошел Чумак. Никитин недовольно посмотрел на него:
— Что там еще стряслось?
— Только что позвонили из тюрьмы, товарищ председатель, сообщили, что подследственный Чириков покончил с собой...
Глава II
Андрей проснулся в самом отличном настроении." Потянувшись, он почувствовал приятную бодрость во всем теле. Даже рана перестала ныть.
В окно было видно ярко-синее солнечное небо. «Да, здесь, у моря, и небо не такое, как где-нибудь под Касторной!..»
— Вставай, вставай, сухопутный моряк! — раздался голос отца.
Роман Денисович пришел с дежурства часа два назад и, поев холодного борща, не лег, как обычно, отдыхать, а решил дождаться, пока проснется сын.
Андрей надел приготовленный матерью флотский китель, подошел к Роману Денисовичу.
— Здравствуй, отец!
Роман Денисович, не торопясь, снял скрепленные проволочкой очки, отодвинул в сторону инструмент и дощечки: он мастерил модель шхуны.
— Здравствуй, Андрей! Отец и сын обнялись.
Роман Денисович за последние годы сильно постарел: испещренные глубокими морщинами щеки ввалились, острый нос с горбинкой как-то опустился к губе, седая округлая борода заметно поредела.
«Вот и я, если доживу до его лет, таким же буду»,— подумал Андрей, усаживаясь за стол, на который мать подала сковородку с жареными бычками.
— Хлебушка нет! — сокрушенно сказала она.
— На нет и суда нет! — буркнул отец. — Любит старуха воду в ступе толочь...
— Ладно тебе характер выказывать, — добродушно промолвила Анна Ильинична, ставя на стол кувшин с молодым вином.
Андрей достал из чемодана сухари, полученные в киевском военкомате.
— Насовсем, значит, пожаловал? — спросил отец, разглядывая сына. — Теперь как же: в контору пойдешь бумагу портить либо начальником каким? Лучше бы уж тебе в армии остаться. В нынешнее время моряку у моря жить — сердце травить. — Роман Денисович досадливо махнул рукой. — Вот мне маяк приказали засветить, а кому светить? Дельфинам?
— Мне броненосец не нужен! — отшутился Андрей.
— Какой там броненосец, дырявой лайбы днем с огнем не сыскать. — Отец поковырял на сковороде вилкой. — Рыбки половить и то не на чем...
После завтрака Андрей побрился и направился в управление Черноморского пароходства в надежде устроиться на какое-нибудь судно, хотя бы каботажного плавания. Но отец и Серафим Ковальчук оказались правы.
— Плавать у нас не на чем. Могу предложить вам заведовать складом, — сказал начальник стола личного состава. — У нас всего с десяток судов. Остальные либо лежат на грунте, либо уведены интервентами. Ходят слухи, будто в ноябре перегонят с Балтики несколько пароходов, только ведь на них свои команды. Вот если кого-нибудь спишут на берег... Ждите. Обещаю — буду вас помнить...
— Вилами на воде написаны их обещания, — усмехнулся встретившийся в коридоре знакомый капитан и посоветовал ехать в Петроград или в Архангельск.— А то попытай, сходи в Рыболовецкий союз, у них уцелела пара шаланд, может, возьмут тебя шкипером. Я сам плавал на «купце», а теперь командую колесным буксиром.
«Шаланда? Рыбаки? Нет! К рыбакам я не причалю!»
Ермаков бесцельно бродил по улицам и не заметил, как очутился в Приморском парке.