— Я подумал и решил, что не стоит тебя будить, пока с ужином не управился, — добродушно доложил Бомбасто. — Хочешь холодного тунца? Тут еще осталось два куска.
Суматоха со стоном ответил, что видеть не может тунцового филе, а хочет поскорее заступить на вахту. Не вставая с места, генерал молча передал ему пистолет и невозмутимо продолжал есть.
— Эти вахты вернули мне молодость, — неожиданно сообщил Бомбасто, отрываясь от филе; в его голосе звучала легкая печаль. — Я тогда был сержантом… Чудесное было время: никаких забот, никакой ответственности. Нет, слишком рано я стал президентом. Мне было всего двадцать пять лет.
— А как вы стали президентом? — заинтересовался Суматоха.
— Это вышло нечаянно. Генерал, которому я был подчинен, устроил переворот и попросил нас, военных, помочь ему захватить президентский дворец. Я был порасторопнее моих товарищей, мне удалось раньше всех проникнуть через окно и застрелить диктатора, прежде чем он успел бежать. Я стал народным героем, и меня сделали президентом. А генерала, который затеял переворот, одолела зависть, и пришлось его тоже застрелить. На всякий случай я взял себе пост верховного главнокомандующего. И сразу из сержанта превратился в генерала. После того я еще три раза был…
(У оригинала отсутствует один лист)
…парус и поскорее добраться до какого-нибудь солнечного полинезийского острова. Туда часто заходят торговые шхуны, они нас отвезут в цивилизованные края. Если вы непременно хотите вернуться к цивилизации. Я бы предпочел остаться…
Фишер протестующе поднял руку:
— А я за то, чтобы держаться в этих водах, пока нас не подберут спасатели. Уверен, что мой друг из Сан-Кристобаля кого-нибудь выслал на поиски. Мне надо поскорее вернуться домой. Я не могу задерживаться, дела никак не позволяют. Подходит срок возвращать заем, и самое позднее через две недели я должен быть в Чикаго, чтобы не прозевать большие заказы.
— Подумаешь, какая-то там несчастная частная коммерция, — презрительно бросил Бомбасто. — Вот у меня в самом деле беда: судьба целой страны зависит от того, вернусь я до конца месяца или нет. День переворота назначен, мне никак нельзя подводить своих приверженцев. Как без меня устроят победный парад и кто произнесет победную речь при вступлении в Кито?
А Ниссе полагал, что заслуживает сочувствия ничуть не меньше, чем Фишер и Бомбасто, и он справедливо напомнил им:
— Вам хорошо — ни школы, ни сердитого папы с ремнем.
Суматоху беспокоило только одно: говоря по радио с мамой, он так и не смог ей объяснить, где находится. Что до Чико, то он, как всегда, был доволен и весел. И это вполне понятно. Он был дома, на своем плоту, вместе со своей семьей — Фишером, Бомбасто, Суматохой и Ниссе. Юный индеец успел к ним привязаться так, словно это были его родители и братья.
По воле большинства — Фишера, Бомбасто и Ниссе — они еще несколько дней, надеясь кого-нибудь встретить, не поднимали парус. Однако стоило бросить щепочку в воду, и по ее сносу сразу было видно, что плот с каждым днем все быстрее дрейфует через Тихий океан. Его подгоняли не только океанские течения, но и. заметно окрепший пассат. Круглые сутки плотогоны не сводили глаз с горизонта, но суда не показывались.
Суматоха продолжал твердить, что они попусту теряют время, лучше поскорее плыть в Полинезию. Остальные возражали — правда, всё более вяло. И когда Суматоха в один прекрасный день вовсе не услышал ответа, он решительно взял красное шерстяное одеяло Чико и сам привязал его к рее. Никто и не подумал ему мешать — напротив, все заметно повеселели, когда парус наполнился ветром и плот прибавил ходу. Правда, вечером Ниссе отозвал Суматоху в сторонку и озабоченно спросил, далеко ли до ближайшего полинезийского острова. Дескать, в те дни, когда в классе проходили Полинезию, он прогулял, охотился за ядовитыми пауками… Ответ друга только удручил его. Не скрывая своей радости, Суматоха заявил:
— До Полинезии самое малое три тысячи пятьсот морских миль. Столько же, сколько от Гётеборга до Нью-Йорка. Мы идём по стопам «Кон-Тики»!
Пятая глава
ОПАСНЫЕ ГОЛОСА
Расставшись с надеждой, что их вот-вот спасет какая-нибудь экспедиция с Галапагосских островов, плотогоны сразу сбросили с себя апатию. Каждому было ясно, что впереди не одна неделя, а то и не один месяц плавания, поэтому для них же лучше наладить жизнь на плоту как можно более разумно и удобно. Особенно переменился генерал Бомбасто; он стал таким предприимчивым, что засыпал Фишера и ребят градом непрошеных советов и никчемных распоряжений. Но главная неожиданность подстерегала их, когда Бомбасто после ужина встал и произнес речь: