— А как ее звали?
— Курремсултана.
— Иными словами, Роксолана.
— Да, и так ее тоже называли.
— Может, она надышалась отравленным воздухом Босфора, — сказала герцогиня.
— Может быть, может быть… Ах!
— Что, госпожа?
— Я забыла кое-что очень интересное.
— Что?
— Ты ведь друг Дамасского Льва.
— Я уже тебе говорил.
— И ты утверждаешь, что не побоялся бы сразиться с этим непобедимым смельчаком?
— Думаю, не побоялся бы, — ответила герцогиня, которая держалась настороже, поскольку не понимала, к чему клонит эта странная женщина и чего она добивается.
— Видишь ли, эфенди, порой после обеда меня одолевает та же кровожадная скука, что так часто мучила Роксолану. Я турчанка, следовательно, имею на это больше оснований, чем Курремсултана.
— Не понимаю, госпожа.
— Я бы хотела увидеть, как ты сразишься с капитаном Метюбом, который хвалится, что он лучший фехтовальщик в войске моего дядюшки.
— Если ты того хочешь, госпожа, — отозвалась герцогиня, едва заметно нахмурив брови.
И прошептала про себя:
— Эта женщина заставляет дорого платить за свои обеды. Вероятно, для аппетита за ужином потребуется мертвец?
Хараджа встала и сказала, подойдя к развешенному на стене оружию:
— Смотри, эфенди, здесь есть любое оружие, какое только может пожелать такой воин, как ты: ятаган, персидский кинжал, оружие с прямыми лезвиями из Франции и Италии, кинжалы. Мой капитан владеет всеми, значит, дело за тобой: ты должен выбрать себе оружие.
— Я выбираю прямой клинок, так я смогу лучше всего показать свое искусство, — сказала герцогиня.
— Метюб владеет и прямым клинком, и турецкой кривой саблей, — почти небрежно заявила Хараджа.
Однако в ее голосе все-таки прозвучала нотка раскаяния. Она подошла ближе и сказала, пристально глядя на герцогиню:
— Милый капитан, скажи по совести, ты действительно настолько в себе уверен? Мне будет очень жаль, если ты, такой молодой и красивый, падешь мертвым к моим ногам.
— Хамид-Элеонора никого не боится, — гордо отвечала герцогиня. — Зови своего капитана.
Хараджа ударила серебряным молоточком в бронзовый гонг, подвешенный на консоли, и холодно приказала прибежавшему тотчас слуге:
— Пусть скажут капитану Метюбу, что я жду его здесь. Хочу полюбоваться, как он будет рисковать жизнью.
17
Христианин против турка
Спустя несколько мгновений в зал вошел турецкий капитан, тот самый, что сопровождал герцогиню и ее отряд на болота. Вид у него был наглый и дерзкий.
— Ты звала меня, госпожа?
— Да, ты мне нужен, — ответила Хараджа, закурив вторую сигарету и вальяжно развалившись на одном из диванов, что стояли вдоль стен. — Мне скучно.
— Несмотря на компанию этого юного воина? — с легкой иронией спросил турок. — Что мне сделать, чтобы развлечь тебя? Хочешь, я снаряжу лодку для морской прогулки?
— Нет.
— Ну тогда ударами хлыста заставлю своих рабынь плясать для тебя?
— Мне это разонравилось.
— Ну хочешь, индийские борцы обдерут себе кожу с помощью нуки-какусти?[14]
— Может, и захочу, но позже.
— Тогда приказывай, госпожа.
— Я хочу увериться в том, что ты по-прежнему лучший клинок мусульманского воинства.
— Ну, для этого надо, чтобы ты меня бросила под ноги Дамасскому Льву, который, как говорят, и есть лучший мусульманский клинок. Желаешь послать за ним, госпожа?
— Слишком далеко посылать, и потом, он ко мне не поедет.
— Клянусь пророком! Госпожа, ты хочешь, чтобы я сразился со стенами? Если это тебя развлечет, я могу сломать ради тебя штук двадцать лучших клинков.
— Здесь есть с кем сразиться.
— С кем? — спросил турок, удивленно оглядываясь.
Хараджа рукой указала ему на герцогиню, которая стояла у стола с таким видом, словно ее все это не касалось.
Турок разозлился:
— Ты хочешь, госпожа, чтобы я бился с этим мальчиком? — презрительно процедил он.
— С мальчиком! — с иронией вскричала герцогиня. — Ты, должно быть, позабыл, капитан, что я сын паши Медины.
— Может, ты и прав, эфенди, — сказал турок, — но мне все-таки кажется, госпожа могла бы найти для меня противника посолиднее.