Она взяла серебряный молоточек и ударила в гонг.
Тут же появились двое рабов.
— Проводите эфенди в приготовленную для него комнату. До завтра, Хамид.
Герцогиня галантно поцеловала протянутую турчанкой руку и вышла. Впереди шли двое рабов с факелами.
19
Виконт ЛʼЮссьер
Спустившись по лестнице, рабы остановились перед одной из комнат первого этажа, выходившей во двор, и пригласили герцогиню войти.
В тот самый миг, когда она уже собиралась перешагнуть порог и миновать тяжелую парчовую портьеру, которую приподняли негры, у нее за спиной вдруг раздался знакомый голос:
— Эфенди!
Герцогиня обернулась, а оба раба схватились за ятаганы, висевшие на широких перевязях лазурного шелка. Должно быть, они получили от хозяйки приказ обеспечивать безопасность гостя.
— А! Это ты, Эль-Кадур? — спросила Элеонора, увидев, как он идет к ней сквозь колоннаду.
Потом, заметив, что слуги не опустили поднятые ятаганы, она властно сказала им:
— Остановитесь! Этот человек — мой верный слуга, и он привык спать под моей дверью. Ступайте: здесь нечего опасаться.
— Госпожа приказала охранять тебя, эфенди, — осмелился робко заметить один из рабов.
— В этом нет нужды, — отвечала герцогиня. — Беру ответственность на себя. Оставьте меня одного.
Оба негра поклонились до земли и поднялись обратно по лестнице.
— В чем дело, Эль-Кадур? — спросила Элеонора, когда стихли шаги рабов.
— Я пришел получить твои приказания, госпожа, — ответил араб. — Никола Страдиот беспокоится и хочет знать, что нам делать дальше.
— Пока ничего. Однако надо послать кого-нибудь на наш галиот и предупредить матросов, чтобы завтра были готовы к отплытию.
— Куда? — с тревогой спросил араб.
— В Италию.
— Значит, мы уходим с Кипра?
— Завтра ЛʼЮссьера освободят, и моя миссия закончится.
— Господина освободят?
— Да, Эль-Кадур.
Араб скорчился, словно получил в спину заряд из аркебузы, и уронил голову на грудь.
— Хозяин будет свободен! — прошептал он. — Свободен!
Его лицо словно свело судорогой.
— Все кончено, — сказал он себе, — Эль-Кадур не сможет увидеть счастья своей хозяйки.
Он быстро выхватил из-за пояса ятаган и наставил острие себе в грудь.
Элеонора, не сводившая с него глаз, остановила его руку.
— Ты что делаешь, Эль-Кадур? — властно спросила она.
— Проверяю, госпожа, достаточно ли остро заточен клинок, чтобы убить турка.
— Какого турка?
— Прежде чем покинуть Кипр, я хочу снять кожу с одного неверного и увезти ее с собой! — с недоброй улыбкой отвечал араб. — Я обтяну его шкурой свой боевой щит.
— Ты говоришь неправду, Эль-Кадур. Уж слишком мрачно горят твои глаза.
— Я хочу убить этого человека, госпожа. А потом Мустафа убьет меня. Но что за важность? Он уничтожит простого раба!
В словах Эль-Кадура прозвучала такая горечь, что герцогиню пробрала дрожь.
— Ты снова задумал какое-нибудь безумство?
— Может быть.
— Имя человека, которого ты задумал убить!
— Не могу сказать, синьора.
— Я приказываю!
— Мулей-эль-Кадель.
— Тот самый благородный мусульманин, который меня спас? Так-то вы, арабы, благодарите тех, кто вырвал вас из когтей верной смерти? Вы кто — гиены или шакалы? Но уж не львы, это точно!
Ничего не ответив, Эль-Кадур понурил голову. Из груди его вырвалось глухое рыдание.
— Говори! — приказала герцогиня.
Араб с яростью отбросил назад свой белый плащ и ответил с глубокой горечью:
— Однажды твой отец обещал мне свободу. Но он умер, и я, как верный пес, остался в твоем доме. Я должен был охранять его дочь, и никакие опасности, даже самая ужасная смерть, не смогли бы помешать мне поехать за тобой на этот проклятый остров. Синьора, я выполнил свою миссию: завтра ты и синьор виконт, свободные, счастливые, на всех парусах помчитесь в вашу прекрасную страну, и я уже буду вам больше не нужен. Позволь же бедному арабу следовать своей печальной судьбе. Пророк, видно, не создал меня для радости. У меня одно желание: найти свою смерть, и чем страшнее она будет, тем лучше, раз уж презренный мусульманин не отличается великодушием. Позволь мне убить этого человека, госпожа. Он на тебя заглядывался, он втайне любит тебя. Не забывай, ты христианка. Хоть чему-то послужит жизнь бедного раба: он убьет соперника своего господина.