— Не надо. Откуда Толстый говорил со звёздными,
— Отец, я не видела!
— Где его связь. Передатчик. Ищи. Что это.
— «Только для служебных переговоров», — прочла она замасленную пальцами наклейку. — «Зональная полицейская сеть».
— Здесь.
— Семь, четыре, сорок, восемнадцать, добавочный Шая. Милая, любимая...
— Это связь, — прохрипел Толстый, — код входа... Я соединю... Если вы меня отпустите... Мне надо семь-восемь минут...
— Отец, он врёт! — завизжала Эну. — Он вызвал солдат! они сейчас придут! Надо бежать, отец!!! Они друг с другом говорят через браслеты!
Паук щупальцами вздёрнул Толстого над полом; тот засучил ногами, пытаясь хоть на что-то опереться, лицо его посинело, кожу стало заливать чернильными пятнами, глаза выпучились и закатились вверх.
«Нельзя, — остановил себя Форт. — Нельзя! Мне за одного-то отвечать не знаю сколько; хватит на себя грехи навешивать. Остынь, парень...»
Встряхнув участкового пару раз, он опустил его ногами на пол.
«Буду с товаром» может означать многое, но слишком похоже на работорговлю. Наивно думать, что этот бизнес умер и похоронен в учебниках истории. Это — живое сегодня Галактики. Людей крадут и продают, и далеко не одних девушек. Обученный пилот дорого стоит, а пиратам достаётся дёшево; не раз приходилось слышать, что кое-какие корабли иномирян водят рабы-земляне.
— Ключ, — потребовал паук. — Ключ от клетки.
— Он в замке! — поспешно подсказала Эну.
Лапы стремительно обыскали Толстого, выбрасывая всё из карманов. Плазменный резак сменился роликом призрачной клейкой ленты; полминуты не прошло, как обмотанный участковый, мыча залепленным ртом, оказался на месте Эну.
— Их двое, Шук сказал, — паук перебирал ногами, подыскивая себе место за барьерами. Открытое пространство у двери ограничивали три загородки — одна, до потолка, заслоняла от входящих клетку, другая — вход в кабинет и какую-то дверь, третья — стол дежурного.
— Солдат — двое, — Эну залегла между барьером и клеткой, прикрывая голову руками; она была убеждена, что вот-вот начнётся пальба. — Но есть помощники, они форму не носят. Семеро. Они с дубинками, даже без хлыстов.
«Девять. Лишь бы не одновременно, — подумал Форт. — И, если не повезёт, против меня два лучемёта. Скверная история. Помолимся, чтобы их браслеты не дозванивались до центра, где живёт спецназ».
— Молись, — велел он Эну. — Погромче.
— Ааа... зачем?! — приподнялась она на локтях.
— Для разнообразия, — скрипнул паук. — Делай, что говорю.
— По-красному или по-белому?
— По-быстрому, — Форт через сейсмический датчик автомата отследил шаги снаружи здания, и эти сотрясения приближались.
— О Небо, единственное и необъятное, воззри на мир людской глазом светоча Своего... — запричитала Эну «покаянную» с плаксивыми нотками, и Канэ Тэинии, вошедший по старшинству первым, в недоумении остановился, перейдя порог — что за нелепица? за барьером молится мункэ и доносятся мученические звуки, словно кто-то куском подавился...
«Конечно, лучше бы ей сплясать на середине, это зрелищнее, — размышлял Форт, готовя автомат к броску, — но подставлять её не следует».
— Командир?.. — озираясь, Канэ прошёл глубже в приёмную; за ним заглянул в участок и молодой Муа.
Толстый с горечью понял, что не довёл пуговицу до второго деления — «вызов всего состава».
Тяжёлый удар подошв робота и вопль Канэ означал, что многоногое страшилище выпрыгнуло из укрытия.
Той ночью на ТуаТоу отнюдь не во всех отделениях полиции бесчинствовали роботы.
Ночная сторона планеты почти на двадцать часов погрузилась в элуэ-мои, «тёмную жизнь». Огромное большинство жителей с облегчением сбросило груз дневных забот и предалось сну в надежде, что утром дробь будильника застанет их посвежевшими и готовыми к новым мытарствам. Многим элуэ-мои присудила находиться при исполнении служебных обязанностей — благодать сна не простиралась на полицию, ОЭС, ночные смены на заводах и энергостанциях, умви, официантов и вышибал в местах увеселения, бригады неотложной медицинской помощи и срочного ремонта, валютные рынки и ряд правительских ведомств.
Иных лишили сна недуги, иные сами отказались от него. Выходили на промысел искатели чужого добра; мууны дарили любовь и ласки своим мункэ; затянулись далеко в ночь чьи-то споры и ссоры; сановные белодворцы и богобоязненные миряне искали в сводах Веры ответы Неба на вопросы смертных. В автономии Таомона продолжались захватывающие гонки машин трёх классов — отборочные перед всетуанскими — и фанаты прямой трансляции бесновались у стенных экранов, забыв о праве своих домашних выспаться по-человечески; полулегальный видеоцентр «Пряности Элуэ-Мои» предлагал эротическую программу «Цветок + Цветок», тоже находившую своих ценителей.
Не спали и в скромном храме Облачный Чертог, что на окраине города Гигуэлэ в автономии Хинко.
Храм — белостенное каре келий, молитвенных залов и трапезных — был возведён давным-давно и отличался скромной простотой убранства. Чистота побелки в нём не нарушалась плакатами или лозунгами, что ныне обычно для храмов Белой Веры. Здесь было малолюдно и тихо — заняты едва ли две кельи из каждых десяти, и настоятель велел для экономии не отапливать храм ночью. Если получивший убежище озябнет, он может взять у келаря напольную жаровню.
Облачный Чертог служил убежищем. Об этом свидетельствовали надпись над вратами и белодворские милиционеры в сторожке у врат; их сменщики коротали время в дежурке — по уставу полагалось укреплять Веру в душе молитвами, они же сосредоточенно резались в мак-сэк.
Жаровня в двенадцатой келье бездействовала, и Уле Эмэнии набросил на плечи одеяло. Заметив это, Чахлый Нию прервал монолог, чтобы спросить:
— Затопим?
— Зачем тратиться на эту роскошь? — ответил Уле. — Посидим и так.
— Посидим, — согласился Пономарь Оуа.
— Ты дальше говори, Чахлый, — подбодрил Нию Расстрига Лье, жующий зубочистку. — Языком согреешься.
— А что можно сказать? по-моему, яснее некуда. Профсоюз пилотов продержится месяц-другой, но выплаты из профкассы покрывают разве что треть их расходов. Это высококлассные спецы, жить впроголодь им непривычно, а у многих семьи, учёба детей стоит недёшево. Когда они прекратят забастовку — вопрос времени, а дело, считайте, уже решённое.