– Повезло вам, мальчики и девочки, – сказал я невесело. – Вы не знаете, что такое война, – и не надо вам знать этого. Бегите куда глаза глядят и постарайтесь не попадаться в руки войску.
– А вы? – нерешительно спросил другой.
– А мы играем по своим правилам. Но они – не для вас. Ну – кругом марш!
Они поплелись прочь.
– Да не туда! – крикнул я им вдогонку. – Шагайте вглубь леса и обойдите их стороной!
После этого они задвигались побыстрее.
Я поглядел в сторону противника. Четыре стрельца тащили нокаутированного мною парламентера в свой тыл. Остальные клацали фузеями, снова изготавливая их к бою.
Мы с Иеромонахом залегли так, чтобы защищать ход, ведущий к кораблю; возможно, нам придется отступить туда и отсиживаться в этом доте.
– Ну, отче, – сказал я.
Инок не услышал; он бормотал что-то, и мне показалось, что я расслышал слова вроде «Одоления на супостаты…». Я даже не улыбнулся: каждый настраивается на игру по-своему. Мне вот достаточно подумать об Анне.
Я покосился на нее: она, конечно, не усидела в корабле и теперь лежала рядом со мной.
– Что вы собираетесь делать? – спросила она с любопытством.
– Хотим доказать, что еще не вечер.
– Но их ведь больше?
– Ничего, – сказал я. – Зато мы в тельняшках.
Я и не ожидал, что она поймет это. Но она не поняла и многого другого.
– Они ведь с вами не согласятся…
– Поглядим, – сказал я, изготавливаясь, потому что противник, оправившись от удивления, стал строиться для новой атаки. Они строились очень красиво и убедительно и собирались наступать тремя плотными колоннами. Мечта пулеметчика, подумал я. Но это будет просто мясорубка.
Я вскочил на ноги.
– Рассредоточьтесь, идиоты! – крикнул я им. – Цепью! Перебежками! Кто же атакует колонной, когда у нас авто…
Но окончания они не услыхали, потому что грянул залп и на меня посыпалась хвоя. Тут же последовал второй – точно так же поверх голов, – и они, не вняв доброму совету, двинулись вперед, а в тылу их даже засвистела какая-то пронзительная дудка.
Я вздохнул; мне было тяжело.
– Спрячься, ребенок, и не гляди, – сказал я Анне. – Это не для тебя.
– Нет, – сказала она. – Я хочу посмотреть.
– Если ты увидишь, ты меня больше никогда не…
– Что ж ты не стреляешь? – возбужденно подтолкнула она меня. – Они стреляли уже два раза, а вы молчите. Ваша очередь!
Я повернулся к ней. Глаза ее горели, ей было весело.
«Вот так, – подумал я. – Мы, значит, спасаем это бедное, маленькое, неразумное человечество. Своеобразным способом спасаем мы его! С нами приходит страх! – вспомнил я „Маугли“. Вот он, страх, страх добротной земной выделки – вот он, в моих руках. Вот прорезь, вот мушка. Длинными очередями, с рассеиванием по фронту…»
Я целился не в макушки деревьев. Я целился в пояс, как и полагается на войне.
Но перед тем как мягко, плавно нажать спуск, я все-таки поднял ствол чуть ли не к самому небу, словно хотел обстрелять проклятую звезду, из-за которой все и заварилось.
Нет, нельзя, нельзя стрелять в людей, которые смыслят в военном деле столько же, сколько и малые дети, а то и куда меньше, если сравнивать с детьми моего времени, и к тому же совершенно не собираются убивать меня.
Мы играли на чужой площадке, и надо было – если мы хотели и впредь считать себя порядочными людьми – играть по их правилам.
И я крикнул своим:
– Только не по людям! Ясно?
Они удивленно посмотрели на меня; Уве-Йорген скривился, а Никодим улыбнулся.
– Нет, – сказал он. – Я их только переполошу.
Он прицелился в макушки деревьев и дал очередь.
Шишки так и посыпались на них. Но шишки не убивают.
Как только мы приняли их правила, стало ясно, что это будет игра в одни ворота: их было слишком много, а мы играли все время одним составом, и патронов у нас было в обрез. К тому же – я заранее знал, что так и получится, – нападавшие стали постепенно входить в азарт, и пули жужжали все ближе к нам, глухо стукаясь в стволы или плюхаясь на песок. Сдуру они могли и ранить – случайно, конечно, но нас было слишком мало, чтобы терять людей даже по недоразумению.
– Оставайся здесь, – сказал я Никодиму. – А ты ползи за мной.
Анна послушалась, хотя вряд ли это было ей приятно. Я подполз к Уве-Йоргену.
– Пожалуй, Рыцарь, пора заключить перемирие.
– Если ты собираешься воевать таким способом, – ответил он, не отводя взгляда от наступавших, – то лучше капитулируй сразу. Но скажу тебе откровенно: такая война не по мне.