— Скоро! — На секунду гостю стало страшно. Он внезапно увидел себя — знаменитого, с депутатским значком и достойными сбережениями, с дачей на побережье и любовницей в Теплом Стане, — увидел себя издыхающим на лесоповале, в компании зеков и хриплых собак.
— Это хорошо… Народ нас поддержит?
Не зная, что нужно ответить, москвич нерешительно кивнул.
— Это хорошо… — повторил старик. И неожиданно сообщил: — Дерьмо народец!
— Как это? — собеседник опешил.
Старик сделал вид, что не слышал вопроса. Он вспоминал, как неделю назад, направляясь через дорогу в универсам за пирожными для внучки, рванулся вместе с толпой суетливых сограждан на красный свет. И машин вроде не было, и запросто удалось бы перебежать, но с той стороны хлестанула всем в уши забытая трель милицейского свистка. Постовой укоризненно покачал головой, люди отхлынули, и в наступившей тишине неожиданно отчетливо прозвучало старушечье: «Измываются над народом, сволочи!»
Да, только в нашей, пожалуй, стране возможна такая пламенная ненависть между гражданами и государством.
— За что боролся, на то и…
— Простите?
— Ступай! — За долгие десятилетия старику все это чертовски надоело. Сколько их было, таких вот надутых пешек, безропотно служащих Организации? И сколько еще будет? — Завтра получишь дополнительную информацию. И указания, что делать!
— Вы будете?
— Человека пришлю. Ступай! Охрану простудишь.
— Но на всякий случай…
— На всякий случай? — Старик как-то по-домашнему хихикнул и подмигнул собеседнику:
— Анекдот такой есть. Что, мол, католические монахи дают обед безбрачия. Но ничего себе, на всякий случай, не отрезают, понял?
Он чуть-чуть подождал, давая гостю возможность отсмеяться, потом повернулся, не подавая руки, и, направился к автостоянке.
Прошел пару метров, остановился, шагнул обратно:
— Какая пошлость!
И уже не задерживаясь, скрылся за поворотом аллеи, засаженной диким шиповником.
Паренек в пропотевшей футболке провел два прямых — левой, правой — на уровне головы. Выдохнул, уклонился и коротко зацепил снизу.
Получилось громко, но не слишком чисто — огромный мешок на секунду замер, но потом все-таки закрутился вокруг оси на скрипучих, проржавленных блоках.
— Все! Закончил! Давай домой…
Подчиняясь команде Дагутина, паренек с наслаждением вытянул руки из перчаток, вытер тыльной, замотанной в старенькие бинты стороной ладони лоб, шею, под мышками.
— В четверг будем, Борис Вениаминович?
— Да, как обычно. Не забудь, шестого бьемся на «Динамо»! Остальным передай.
— Хорошо.
Тренер посторонился, выпуская его из зала. Прислушался: пауза, шлепанье мокрых ступней по линолеуму, звук полившейся в душе воды.
Остальные ребята уже разбежались.
Дагутин выключил свет — и пространство вокруг сразу же стало чужим, предметы утратили вечную свою однозначность и простоту. Зыбко расплавились в проникающих с улицы бликах — скамейки, мешки, макивара, даже ринг, опоясанный белыми стрелами новых канатов.
Все изменилось, и только запах остался прежним — густой и привычный запах боксерского клуба.
Дагутин щелкнул замком, отсекая себя от зала. Крикнул через плечо:
— Эй, давай — поторапливайся!
Не дождавшись ответа, прошел в тренерскую.
— Отработал? — Светлый, почти белобрысый мужчина, похожий одновременно на Ван Дамма и майора Знаменского, сидел у столика, аккуратно прихлебывая из фаянсовой кружки заваренный с мятой чай. В этой тесной, уставленной всяческим спортивным хламом каморке, он смотрелся довольно эффектно и в то же время вполне естественно: костюмчик от «адидаса», такие же кроссовки… Дагутин покосился на собственный китайско-турецкий «найк», отметил зарождающееся брюшко. Вздохнул:
— Сейчас, последний паренек закончит.
Стараясь выглядеть независимо и проявляя от этого в каждом движении излишнюю суетливость, тренер нагнулся, пошарил рукой между шкафом и вешалкой. Достал распечатанную уже бутылку водки, плеснул в стакан.
— Тебе не предлагаю!
Гость молча кивнул и с внимательным равнодушием проследил, как сивушная гадость перетекает из емкости в желудок Бориса.
— Теплая, — констатировал он. Протянул бутерброд: — Закуси!
— Ага… Чего тебе?
— Вас дожидаться? — на пороге стоял уже полностью одетый ученик.
— Нет, иди. Я попозже.
— Как скажете! — Что-то в этом во всем пареньку не понравилось, но повода для дальнейшей беседы не было. — До свидания!