— Прошло полтораста лет. Жил ли кто-нибудь на островке, уже известном под именем того испанского лоцмана, не жил ли — не знаю. В некоторых старинных хрониках говорится, что останавливались там иногда морские пираты. Может быть, не знаю. Прошло, как я говорил, полтора века. В сентябре тысяча семьсот четвертого года суденышко в девяносто тонн водоизмещением, вдвое меньше нашего «Рюрика»… да, суденышко капитана Страдлинга, англичанина, обогнув, как и мы с вами, мыс Горн, поднималось к северу.
Капитан Страдлинг решил зайти в северную бухточку острова Хуан Фернандес. В это время старший боцман корабля Александр Селькирк по какой-то причине крупно повздорил с капитаном. Ссора кончилась тем, что боцман, в сердцах пожелав, чтоб капитана разразил гром, плюнул и объявил, что останется на острове. Капитан Страдлинг скрипнул зубами и промолчал.
Исправив повреждения, набрав свежей воды, Страдлинг собрался в путь. Когда последняя шлюпка отвалила от берега, Селькирк побледнел. Он, конечно, представил себе жизнь на необитаемом острове, куда, быть может, долгие годы не заглянет ни один парус. Душа боцмана дрогнула: он попросился на судно. Капитан Страдлинг молчал, дьявольски усмехаясь. Он оставил боцману платье, одеяла, ружье, порох, котел. Капитан был все же добрый малый и понимал, что не единым хлебом жив человек: капитан оставил еще и молитвенник! Вскоре судно исчезло за горизонтом, а боцман Александр Селькирк долго стоял на берегу, погруженный в горестные мысли.
Шамиссо помолчал. Со всех сторон из темноты послышались восклицания заинтересованных моряков.
— Итак, — снова заговорил Шамиссо, — Александр Селькирк зажил на острове Хуан Фернандес. Потекли дни, недели, месяцы. Сперва отшельник сильно тосковал, мучился, но постепенно привык, а потом даже во вкус вошел и не жалел о грешном мире. Построил хижину. Сберегая порох, выучился ловить коз на бегу голыми руками. Поймал их он более тысячи, но многих отпустил, наложив на ухо тавро. Боцман-отшельник приручил козлят и порой, поставив животных на задние ноги, весело отплясывал с ними. Когда одежда у него износилась, он смастерил себе новую из козьих шкур. Вот только с сапожным ремеслом дело у него не ладилось, и боцман щеголял в какой-то чудовищной обуви.
— Погодите! — не выдержав, воскликнул Глеб Шишмарев, давно уже порывавшийся что-то сказать. — Погодите, сударь! Так ведь это история…
— Тс-с! — остановил лейтенанта рассказчик. — Вижу, вам не терпится, Глеб Семенович, но минуту… — И Шамиссо закончил: — Александр Селькирк жил на острове Хуан Фернандес уже четыре года и четыре месяца, когда в тихую бухту вошли корабли капитанов Роджерса и Куртнея. Моряки изумились, приметив на берегу бородатого человека в одежде из козьих шкур. Еще больше изумились они, признав в нем своего земляка, природного англичанина. Селькирк, хотя и был рад людям, но не хотел покидать Хуан Фернандес, и Роджерс с Куртнеем чуть ли не силком увезли его в Англию.
Шамиссо с улыбкой поглядел на широкое добродушное лицо Шишмарева, слабо освещенное корабельным фонарем.
— Вот я и говорю, — молвил лейтенант, — история-то эта, правда, несколько измененная, знакома мне с малолетства. Помнится, давал мне дед книжку переводную и называлась она «Жизнь и приключения Робинзона Крузо, природного англичанина». Робинзон похож как две капли воды на вашего боцмана Селькирка. Этот Робинзон был другом моей юности. Да и совсем недавно купил я в Питере книжку о нем. Два новеньких томика; а перед отплытием подарил одному приятелю в Кронштадте. Негоже, знаете, а жалею, ей-ей…
— И справедливо, — заметил Шамиссо, — книга удивительная. Написана лет сто назад, а будет жить еще столько же, если не дольше… Справедливо и то, что Робинзон с Селькирком схож. Ведь историю боцмана и использовал сочинитель Даниель Дефо.
Шамиссо умолк. Чуть скрипели грот и фок от налетавшего порывами ветра. То был ветер с острова Хуан Фернандес, невидимого во тьме тропической ночи…
Три недели минуло с того дня, как берега залива Консепсьон пропали за чертой горизонта. И вот другая полоска суши показалась в пятнадцатимильной дали: остров Пасхи.
«Рюрик» обошел южный мыс и направился вдоль западного берега к заливу Кука. Над заливом поднимался густой столб дыма — островитяне, заметив корабль, извещали о нем всех соплеменников. Потом шлюпка с балансиром — остроумным приспособлением островитян южной части Тихого океана — устремилась к бригу.