Зимой лейтенант Коцебу большей частью сидел за книгами в жарко натопленном флигеле. У соседей бренчала гитара и чей-то баритон пел излюбленную офицерскую песню:
И хмельные голоса дружно подхватывали, сдвигая стаканы:
Лейтенант зажигал свечу и писал письма.
Он писал в Петербург, на Васильевский остров, где в длинном, фасадом на Неву, здании Морского корпуса служил его первый флотский учитель Иван Федорович Крузенштерн. Лейтенант писал ему о беломорских плаваниях и не уставал благодарить за суровую и трудную школу, пройденную у Ивана Федоровича.
Пятнадцать лет ему было тогда. Крузенштерн, друг и родственник его отца, взял мальчика на борт «Надежды», зачислив Отто волонтером в первое русское плавание кругом света. А для пятнадцатилетнего отрока это было вообще первое плавание. Он сразу, без предварительных кадетских походов в Финском заливе, получил морское крещение в просторах трех океанов.
Крузенштерн еще в Петербурге предупредил юношу, чтоб он не ждал легкой, праздной жизни и что коли решился стать моряком, то должен быть готов к непрестанному и тяжелому труду. На корабле, во все три года путешествия, он не давал своему подопечному бить баклуши. Крузенштерн сделал из него соленого моряка, и Отто был ему благодарен. Он чувствовал к этому человеку затаенную нежность и не колеблясь пошел бы по его зову на любые испытания.
Когда «Надежда» воротилась в Кронштадт, Иван Федорович обнял восемнадцатилетнего молодца и сказал:
— Ну, Отто, спущен корабль на воду — сдан богу на руки. Служи честно.
А месяц спустя волонтер Отто Коцебу был произведен в мичманы, и началась его строевая флотская служба. С той поры прошли годы…
Коцебу писал Крузенштерну в Петербург, на Васильевский остров. Он писал, что доволен и службой, и своей резвой «Ласточкой», и выучкой подчиненных. Все хорошо, но только… только просится душа в большое плавание, хочется попытать силы в новой «кругосветке», побороться с океанским валом, увидеть Великий, или Тихий, где столько еще неизведанного, неизученного. Ох, как хочется!
Он слышал, что купеческая Российско-Американская компания посылает к своим владениям на севере Тихого океана корабль «Суворов». Он просил директоров компании назначить его капитаном, но получил вежливый отказ: молод, дескать… Молод! Да ведь ему уже двадцать три, и он уже несколько лет ходит «первым после бога»…
Коцебу сидел, пригорюнившись. Свеча потрескивала. За стеною — гитарный перебор, звон стаканов.
СТУЧАТ ТОПОРЫ
Крузенштерн получал письма с берега Белого моря. Он сочувственно улыбался: офицеры так и рвались в кругосветные походы. Ежели бы всех удовлетворить, так каждое лето не меньше десятка кораблей уходили бы из Кронштадта. А нынче, в восемьсот тринадцатом году, снимется с якоря лишь один, тот самый «Суворов», на который метил его молодой друг. Полноте, пусть потерпит. На «Суворов» назначен Михайло Лазарев, достойный капитан, с большим будущим. А для Отто найдется дело; пусть-ка потерпит…
Все лето обдумывал Иван Федорович план большой научной экспедиции и в конце августа представил Румянцеву тщательно переписанный документ, заключенный в переплет и названный: «Начертание путешествия для открытий, сочиненное флота капитаном Крузенштерном».
В «Начертании» говорилось: экспедиция должна попытаться отыскать тихоокеанское начало Северо-западного прохода, то есть, совершив полукругосветное плавание из Кронштадта в Берингов пролив, пробиваться на север вдоль берегов Аляски.
Иван Федорович некрепко верил в удачливость будущих путешественников, но замечал, что экспедиция, даже не решив главной задачи, все равно будет очень и очень полезна для географии и естествознания, ибо она доставит «любопытные известия» и о полярных областях (Берингов пролив, Аляска), и об островах южной части Тихого океана.
Особенно большие надежды возлагал капитан Крузенштерн на Южное море — так зачастую называли в то время Великий, или Тихий океан, в дальних далях которого таились неизведанные острова и архипелаги.
Наконец, автор «Начертания» справедливо подчеркивал, что экспедиция, снаряженная Николаем Петровичем Румянцевым, будет сильно отличатся от прежних морских путешествий, предпринятых европейцами. Экспедиция эта, писал Крузенштерн, не преследует никаких корыстных целей, а диктуется одной лишь любовью к научным исследованиям…