Капитаны не смотрят
назад
В. КРАПИВИН
Рисунки Ф. Лемкуля.
Борис и Юрик сидели на чердаке у широкого квадратного окна. Валька вскарабкалась к ним,
— Пустите-ка.
Они молча подвинулись.
— Не приехал? — спросил Юрик. Он знал, что спрашивает зря, но было трудно сидеть так и молчать. Он вообще не мог молчать долго.
Валька медленно качнула головой:
— Не…
— Черти его носят! — сказал Юрик Борису.
Борис не ответил.
Воздух был пропитан запахом горящего торфа — не сильным, но едким и каким-то тревожным. Огонь скрытно полз по торфу под тонким слоем почвы. Еще днем путь его можно было проследить лишь по белым змейкам дыма и редким язычкам пламени на стеблях высохшей травы. А сейчас за поселком горели стога. Огонь подбирался к ним снизу, изнутри. Они стояли на равном расстоянии друг от друга и загорались через каждые три минуты. Едва затухал один, как вспыхивал следующий.
Сперва стог начинал светиться чем-то красным и зловещим, будто внутри у него билась живая кровь, потом вырывалось пламя, и желтый костер вырастал до неба.
Валька сидела, завернувшись в большую кофту матери, и не двигалась. Отблески пламени разгорались в ее глазах яркими огоньками.
— Краси-иво! — певуче сказала она.
— Шарики у тебя работают? — хмуро спросил сестру Борис. — Там сено горит, а она: «краси-иво»… Нашла чего хорошего.
— Я и не говорю, что хорошо. Просто красиво, — спокойно сказала Валька. — Ничего не понимаешь…
— А так не бывает, чтоб плохое и красивое! — громко вмешался Юрик. Он почувствовал, что можно поспорить. И повторил: — Не бывает!
— Бывает, — тихо сказала Валька.
— Ну и глупо!
Спора не получилось. Но молчать Юрик не хотел. Когда молчишь, сильнее делается тревога.
— Теперь не потушишь. Еще и лес загореться может. Или хлеб на полях.
Борис подумал и произнес:
— Поля за насыпью. Через железную дорогу огонь не пойдет. А за лесом воздушные патрули следят. С парашютистами.
— А чего сено не вывозят? — спросил Юрик..
— Не успели, значит. И машины все на уборочной.
Снова запылал стог. Если говорить по-честному,
Юрке тоже нравилось смотреть, как они горят, но он ни за что бы не признался в этом, раз Борис недоволен. И со злостью сказал:
— Какой-то дурак окурок бросил, вот и пошло…
— И никакой не окурок, — своим протяжным голосом заговорила Валька. — Это все от метеорита загорелось. Мне рассказывали.
— Кто тебе рассказывал? — огрызнулся Юрик.
— Ну, Алешка рассказывал.
— Слушай ты его больше, — сказал Борис. — Он наговорит… Тоже вот сказал сегодня: «Один часик покатаюсь». Теперь ищи ветра… Ночь уж скоро.
— Слышь, Борь, — вкрадчиво заговорил Юрик, — он ей всякую чепуху насочиняет, а она верит. Тогда тоже какую-то горушку в лесу увидел и говорит, что курган. И потащил ее клад искать. А нашли, знаешь, что? Ха…
— Да ну тебя, — сказал Борис.
— А про метеорит все равно правда, — вздохнула Валька. — Вы ничего не знаете, потому что спали, а Алешка не спал и все видел, как звезда упала на болото, видел. А утром уже горело.
— Не приехал? — спросил Юрик
— А нам почему не сказал? — спросил Борис.
— Он только ей одной про все говорит, — невесело хихикнул Юрик. — Невесте своей.
— Болтун несчастный! — печально сказала Велька, — Хоть бы полечил язык свой длинный, что ли…
Борис повернулся к ней.
— Может, он этот метеорит искать поехал?
Валька встревоженно заморгала.
— Я не знаю. На велосипеде разве можно туда?
— Туда никак нельзя, — вмешался Юрик, — В торфе такие ямищи выгорают. Бухнешься туда и в горячем пепле задохнешься.
— Брехня! — отрезал Борис.
— Если бы брехня!.. — сказал Юрик тихо и серьезно.
Еще один стог вспыхнул ярким, бездымным пламенем. Свет долетел до чердака и выхватил из темноты ребячьи лица. Толстогубый белобрысый Борис сидел насупившись. Круглое Юркино лицо было уже не насмешливым, а обеспокоенным. Валька смотрела прямо перед собой и грызла кончик тоненькой светлой косы. И вдруг побежала по Валькиной щеке блестящая точка — слезинка.
— Еще чего! — разозлился Борис. — Пореви еще. Ладно, что матери нет, а то бы уже на два голоса…
— А почему ее нет? — спросил Юрик, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Дежурит на станции. Она всегда дежурит по пятницам.
Валька выпустила из зубов косу.
— Сегодня пятница?
— Привет! — сказал Юрик.
— Я знаю, — быстро заговорила Валька, — он на реку уехал. Ой, что бу-удет…
— Что «бу-удет»? Почему на реку? — закипятился Юрик.
Но Борис уже вскочил. И первый спустился по лестнице.
— В какую сторону? — спросил он на ходу.
— Где обрыв. К сухой сосне, — тяжело дыша, сказала Валька. Она еле поспевала за мальчишками.
— Всего-то километра два, — тихо проговорил Борис. — Сто раз можно было съездить.
— Думаешь, потонул? — брякнул Юрик.
— Да помолчи! — крикнул Борис.
Улицу прошли быстро. Потянулся луг. Пересекли шоссе. Асфальт был еще теплый.
Желтые ромашки светились в темной траве. Круг земли, очерченный горизонтом, был уже укрыт сумерками. Небо на юго-востоке тоже стало густо-синим, ночным. Но северо-запад оставался зеленовато-желтым, ясным, и на светлом небе рисовалась черная сосна с голыми кривыми сучьями. Там был обрыв над рекой.
— Зачем его туда понесло, Алешку твоего? — сквозь зубы спросил Борис у Вальки.
— Твоего!.. Я, что ли, знаю, зачем… Он «Рахманинова» провожать поехал.
— Кого?
— Ну, теплоход…
Борис плюнул на ходу.
— Хоть бы я что-нибудь понимал.
— У них всякие свои тайны, — забегая вперед, торопливо заговорил Юрик. — Он ей про все рассказывает. А нам ничего.
Валька всхлипнула:
— Я, что ли, виновата?
Разве она была виновата, что ей, а не им все рассказывал Алешка?
Прошлым летом, было не так.
Он тогда тоже все каникулы прожил у них. Мать Вельки и Бориса была хорошей подругой Алешкиной матери — тети Гали. Она давно звала «свою Галинку» приехать в поселок, где лес и река и совсем как на даче, но Галинка не могла и второе лето подряд присылала вместо себя сына.
В том году они все пошли встречать его — мама, Борис, соседский Юрка. И она, Валька, пошла.
Он вышел из вагона, маленький, тщательно причесанный и чисто умытый на дорогу, в аккуратном сером костюмчике и черном беретике на затылке…
Ну и что же, что она подумала, будто Алешка красивый? Ведь никто этого не знал.