Алешка отступил на шаг.
— Что вы на меня кричите? — тихо сказал Алешка.
Тогда он положил велосипед, шагнул к ним и, собравшись с духом, кого-то потянул за рукав.
На Алешку глянули сердитые, непонимающие глаза:
— Ну?
— Мне надо Колыванцева! — отчаянным голосом повторил Алешка.
— А я при чем? — Вдруг человек посмотрел куда-то через Алешку и крикнул с явным облегчением: — Дмитрий Васильич! Иди! К тебе тут…
Колыванцев был высокий, в пыльных до белизны сапогах, в сером пиджаке и полотняной фуражке, которая когда-то была белой, а теперь стала одного цвета с пиджаком. Худое небритое лицо показалось Алешке сердитым.
— Что нужно? — спросил Колыванцев и, не дождавшись ответа, повернулся к спорящим: — Хоть орите, хоть нет. Зернопульты я вам вручную, что ли, буду крутить? — И опять нетерпеливо взглянул на Алешку. — Чего тебе?
Он еще хотел добавить, что не заставлял Ерохина опрокидывать прицеп, а Великанова — лишь раз в сутки приезжать на полевой стан… Но Колыванцев замолчал, вздохнул и неожиданно спросил:
— Есть хочешь?
Алешка посмотрел в глаза Колыванцева — припухшие, усталые и немножко виноватые. Вытер локтем вспотевший лоб и кивнул. Он и правда хотел есть.
Они прошли через широкую утрамбованную площадку. Словно кто-то расчистил здесь футбольное поле. По краю площадки было вырыто несколько узких глубоких ям. «Для столбов, — понял Алешка. — Может быть, еще успеют поставить сегодня? Интересно, что такое зернопульты?»
— Уморился, пока ехал? — на ходу спросил Колыванцев.
— Да нет, — сказал Алешка и постарался шагать пошире.
— Все же без седла, но ногах. Километров двенадцать накрутил.
— Подумаешь, — сказал Алешка и вспомнил Юр-кин язвительный шепот. Собирались на рыбалку, и Юрка шептал: «Ну его, Борь, маминого сыночка. Еще заплачет по дороге, что устал…»
Шиш тебе, Юрка!
У дальнего вагончика дымила походная кухня, похожая немного на старинный паровоз.
— Катюша! — позвал Колыванцев.
Маленькая смуглая Катюша выскочила из-за кухни. «Будто прокоптилась здесь у огня», — подумал Алешка, и ему почему-то стало смешно.
— Осталось у тебя что-нибудь? — спросил ее Колыванцев.
Блестя белками глаз, Катюша затрещала:
— Ой, господи, Дмит-Васильич, ковалевцы не приезжали, Мохин не приезжал, студенты тоже. Совсем, что ли, не будут обедать? Куда я буду все это девать?
— Покорми человека. — Дмитрий Васильевич подтолкнул Алешку в спину шершавой ладонью.
Алешка получил полную чашку супа из разваренной картошки с коричневыми крупинками мяса.
Раньше, когда мама водила его к кому-нибудь в гости, он всегда отчаянно смущался за столом. Давился пирогом, захлебывался чаем и от неловкости начинал болтать ногами, что, по утверждению мамы, было уж совсем скверно.
А тут он не стеснялся. Нисколько. Сел прямо на землю, опустил ноги в яму для столба, поставил посудину на колени и взялся за ложку. Но алюминиевое дно обжигало колени. Тогда Алешка отошел к траве, лег на живот, поставил чашку перед собой. Сейчас же из травы попрыгали в суп крошечные зеленые букашки. И сварились. Алешка вздохнул:
— Вот сумасшедшие. — И стал вылавливать их кончиком ложки. Но прыгали все новые, и он махнул рукой.
Суп был горячий, и Алешка глотал, не разбирая вкуса. Краем глаза он увидел, как лихо подкатил тяжелый грузовик. Из кузова сбросили доски и осторожно спустили какой-то мотор.
К водителю подошел Колыванцев. Что-то сказал, и громадная машина послушно попятилась, развернулась и пошла назад, поднимая летучую пыль.
Алешка отнес посуду Катюше.
— Добавку? — спросила она.
Он засмеялся и замотал головой.
— И куда я все это дену? — жалобно глядя на котел, протянула Катюша.
На другом конце тока Алешка разыскал велосипед. Подъехал к Колыванцеву.
— Уже? — рассеянно спросил тот.
— До свидания, — сказал Алешка. — Мне к четырем обязательно надо домой.
— К четырем?
Дмитрий Васильевич вздернул рукав и показал часы. Было три минуты пятого.
Дорога прямая и ровная. Груженый «ЗИЛ» идет мягко. Лишь изредка его тряхнет на случайной кочке. Тогда у велосипеда бренчит звонок и начинает медленно крутиться заднее колесо. Велосипед лежит у кабины, воткнувшись рулем в зерно. Алешка сидит рядом. Сидеть хорошо. Он зарыл в пшеницу ноги. Зерно сухое и прохладное. И поэтому даже солнце кажется не таким жарким. Да и не высоко оно, не так, как в полдень. Ветер бьет навстречу короткими хлесткими волнами. Эти волны пахнут теплой сухой землей, дымом торфа и смолистым воздухом леса.
Так бы ехать и ехать все время.
Но Алешке надо скорее домой. Василий, наверно, пришел уже и спрашивает, где велосипед. Он требует, чтобы к его приходу «машина» всегда была на месте. Нужно спешить. Поэтому и едет Алёшка на грузовике.
Устроил его Колыванцев. Он вышел на дорогу и махнул первой же машине, и та затормозила, подняв перед собой серое пылевое облако. Водитель высунулся из кабины. Это был очень пожилой шофер. И, наверное, он казался еще старше, чем был на самом деле. В морщины набилась пыль, и они стали резкими и темными. Лицо недовольное, даже суровое.
— Закурить есть? — спросил Колыванцев.
Шофер молча протянул пачку и щелчком выбил сигарету.
— В Юрты сейчас? — поинтересовался Колыванцев, отыскивая в кармане спички.
— В Юрты.
— Мальца захвати. Ему туда же.
Шофер мельком взглянул на Алешку.
— Я еще в Боровое заскочу. Зерно-то надо ссыпать.
— Ну, заскочишь, а потом в Юрты. Все равно скорее, чем он на педалях пилить будет. Приехал, понимаешь, Ерохина выручать. Устал, пока крутил.
— Я не устал. Просто мне надо быстрее, — объяснил Алешка.
Шофер не обратил внимания. Спросил Колыванцева:
— А с Ерохиным что?
— Сел в песке.
— Вот рыжий балалаечник, — сквозь зубы сказал водитель.
Почему «балалаечник», было непонятно.
— Дмитрий Васильевич, а поехали уже его вытаскивать? — озабоченно спросил Алешка.
— Поехали уже.
— Великанов?
— Нет, другой.
Колыванцев легко поднял в кузов велосипед и велел Алешке садиться в кабину.
— Можно я в кузове? — Ехать рядом с сердитым водителем Алешке не хотелось.
— Не бойся, не свалится твой драндулет, — сказал шофер.
— Я не боюсь. Просто я хочу в кузове.
— Только без дураков там. Сиди смирно…
И вот Алешка сидит. Смотрит с высоты и видит землю. Земля — это круг, опоясанный дымчатой кромкой лесов. Круг, желтый от спелых колосьев, зеленый от листьев и трав. Он перехлестнут дорогами. По дорогам пылят машины. Вдали по насыпи тянется состав. Ходят в поле красные комбайны. А дальше, за насыпью, стелются над жухлой травой сухого болота седые космы дыма, уползают куда-то к лесу. Прошел над лесом самолет и оставил в небе черные точки. Точки падают, падают и вдруг превращаются в легкие белые пузырьки. Цепочка пузырьков повисает в синем воздухе. Парашютисты. Что это? Тренировка? Или что-то другое?