Что повергло меня в изумление, сеньор редактор, так это письмо падре Жозе Педро. Этот священник, забыв о своем звании, выдвинул против руководимого мною учреждения серьезные обвинения. Этот служитель церкви (которого я назвал бы прислужником дьявола, если бы здесь были уместны каламбуры, сеньор редактор) злоупотребил своим положением, чтобы проникнуть в наше учебное заведение в часы, запрещенные уставом, и я могу выдвинуть против него серьезное обвинение: он подстрекал несовершеннолетних, которых Государство вверило моим заботам, к неповиновению, к мятежу. С его появлением случаи неподчинения и нарушения дисциплины резко возросли. Этот падре — всего лишь растлитель трудных подростков, находящихся под моей опекой. Поэтому я вынужден закрыть для него двери нашего воспитательного учреждения.
Тем не менее, сеньор редактор, я присоединяюсь к словам швеи, написавшей в вашу газету, и также прошу прислать в колонию вашего корреспондента. Я просто настаиваю на этом. Таким образом, и вы, и ваши читатели получат точную и объективную информацию о том, как обращаются с воспитанниками Байянской исправительной колонии для несовершеннолетних преступников и беспризорников. Я жду вашего сотрудника в понедельник. И если я не приглашаю его посетить нас в любой день, то потому лишь, что подобные визиты должны осуществляться в дни, разрешенные уставом, и не в моих правилах нарушать устав по какой бы то ни было причине. Поэтому и только поэтому я приглашаю вашего корреспондента именно в понедельник. Заранее благодарен вам за это, как и за публикацию моего письма. Этим вы устыдите новоявленного лжепророка.
Ваш покорный слуга и постоянный читатель, директор Байянской исправительной колонии для малолетних преступников и беспризорников.
(Опубликовано на третьей странице «Вечерней Баии» с фотографией колонии и уведомлении о том, что в ближайший понедельник ее посетит корреспондент «Вечерней Баии»)
(Заголовки репортажа о Байянской колонии, напечатанного во вторник во втором выпуске «Вечерней Баии» и занимающего всю первую страницу, с несколькими фотографиями здания и одной фотографией директора).
Под луной, в старом заброшенном складе
Портовый склад
Под луной в старом заброшенном портовом складе спят дети. Когда-то здесь было море. Волны то с грохотом разбивались, то нежно лизали огромные черные камни в фундаменте здания. Под причалом, там, где раньше плескалось море, спят дети, залитые желтым светом луны. К этой изъеденной морем и ветром дощатой пристани причаливали раньше бесчисленные парусники, порой огромные, каких-то немыслимых расцветок, чтобы заполнить свои трюмы. И отсюда уходили они, тяжело груженые, навстречу опасности морских дорог.
Тогда перед складом простиралась таинственная гладь океана, и ночи здесь были темно-темно зеленые, почти черные, того загадочного цвета, каким бывает море после захода солнца.
Теперь ночи здесь светлые. Белый морской песок делает их такими. На многие метры простирается теперь перед складом песчаная полоса пляжа. Под причалом уже не бьется волна: всем завладел песок. Медленно, шаг за шагом отвоевывал он все новые и новые территории. И море отступило. Не причаливают больше к этой пристани разноцветные парусники, не работают мускулистые негры, словно сошедшие со старинной гравюры. И не поет больше на старом причале свою песню тоскующий по родной земле моряк. Белый, белый песок простирается перед складом. И уже никогда больше не заполнится этот огромный склад тюками, мешками и ящиками. Люди оставили его. Так и стоит он, заброшенный, полуразрушенный, — черная точка на белом полотне песка.
Долгие годы единственными обитателями склада были крысы. Они с визгом носились друг за другом, грызли массивные деревянные ворота и чувствовали себя здесь безраздельными хозяевами. Как-то в поисках убежища от дождя и ветра туда забрел бездомный пес. Первую ночь он совсем не спал, охотясь на бегающих крыс. Он провел там несколько ночей, воя перед рассветом на луну: уже тогда часть кровли обвалилась, и лунный свет свободно лился внутрь на толстые доски настила. Но бродячий пес не привык к постоянному жилью и скоро ушел искать пристанище в другом месте: в темноте пустого подъезда, под аркой моста, у теплого тела суки.